Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Ненужных лестниц я не строю для осады,
Я просто цепи рву у крепостных мостов,
Кулак мой, как таран, легко крушит преграды;
Когда в пылу борьбы мне ров засыпать надо,
Обламываю я ограды городов.

Но, как для жертв моих, и мой черед настанет…
О воины! Мой труп не бросьте воронью!
Пусть гордый горный кряж моей могилой станет.
Когда же на хребты здесь чужестранец глянет,
Не сможет разглядеть средь многих гор — мою.

Послушай-ка, прекрасная Мадлен!
Сегодня день весенних перемен —
Зима с утра покинула равнины.
Ты в рощу приходи, и снова вдаль
Нас позовет врачующий печаль
Звук рога, вечно новый и старинный.

Приди! Мне снова кажется, Мадлен,
Что, уничтожив зимний белый плен,
Весна оттенки пробуждает в розах…
Так хочет угодить тебе весна:
На вереск ночью вытрясла она
Цветное платье, вымытое в росах.

О, если б я овечкой стал, Мадлен,
Чтобы затихнуть у твоих колен,
Когда коснутся белой шерсти руки!
О, если б я летящей птицей стал,
Чтоб в бездне неба я затрепетал,
Призыва твоего услышав звуки.

Когда б я был отшельником, Мадлен,
Ко мне бы ты явилась в Томбелен
Для исповеди и для покаянья,
Свои уста приблизила б ко мне,
Шепча в благочестивой тишине
Про грех вчерашний девичьи признанья.

О, если бы я получил, Мадлен,
Глаз мотылька моим глазам взамен,
То в темноте я стал бы страстно-зорким,
И билось бы нескромное крыло
В прозрачное, но прочное стекло
Твою красу скрывающей каморки.

Когда выходит грудь твоя, Мадлен,
Из плена крепостных корсетных стен,
А черный бархат разомкнет объятья, —
Стесняясь неприкрытой наготы,
Торопишься простосердечно ты
На правду зеркала набросить платье.

О, если б захотела ты, Мадлен,
Ты воцарилась бы, как сюзерен,
Над преданностью слуг, пажей, вассалов.
В твоей молельне, радующей глаз,
Скрывал бы камни шелк или атлас,
Пышнее, чем убранство тронных залов.

О, если б захотела ты, Мадлен,
То не вербена или цикламен
Тогда твою бы шляпку украшали,
Тогда носила бы корону ты,
И вечные жемчужные цветы
На ней бы никогда не увядали.

О, если б захотела ты, Мадлен,
Дворец бы дал на хижину в обмен
Я — граф Роже, я — раб твоей причуды.
Но если хочешь, буду пастухом,
Вдвоем с тобою в шалаше глухом,
Как во дворце, я вечно счастлив буду.

Старый бургграф с сенешалем у гроба
Оба.
«Готфрид святой, ты для нас господин
Один.

В наших лесах уже нету былого
Лова;
Если охотничьих дашь нам побед, —
Обет

Ныне даю почитать твои мощи.
Мощи
Дай своему, о лежащий в гробу,
Рабу!

Рог подарю тебе кости слоновой.
Новый
Склеп возведу с драгоценной плитой
Литой.

Будет у гроба всегда для поминок
Инок;
Сам средь монашьих паду власяниц
Я ниц!»

В склепе сыром выступает из мрака
Рака.
Знает бургграф, что избавит обет
От бед.

Солнце на небе высоко пылает.
Лает
Свора борзых: их не кормят псари
С зари.

«Паж, пусть печется получше о конях
Конюх.
Всыпать в кошель не забыл ты монет?»
«О нет!»

«Полно вам, бросьте вы карты и кости,
Гости!
Выберет каждый немедля пусть лук
У слуг.

Вас в своем замке задумал собрать я,
Братья,
Чтоб вам охотничье сердце рожок
Ожег!»

Чаши и кубки выносят на блюде
Люди.
Вот поварята и повар седой
С едой.

Графу ременный стянул наколенник
Ленник;
Паж поправляет алмазный аграф,
А граф

В рог затрубил, созывая отважных:
Важных
Графов имперских и бедных дворян.
Он рьян!

С башни графиня рукой белоснежной
Нежной
Машет лукаво. Вокруг госпожи —
Пажи.

Мост на цепях опустили драбанты.
Банты
Ветер срывает с беретов и грив,
Игрив.

Мчитесь, спасаясь от рыцарской длани,
Лани!
Бойтесь, косули, тугой тетивы
И вы!