Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Слонов гигантских взлет гранитный умалил!
Казался ящеркой громадный крокодил
Тем, кто вверху прильнул к карнизу;
А пальмы, взросшие на башенном челе,
Кивая зрителям, стоявшим на земле,
Былинками казались снизу!

Возрос безумный лес под сенью крутизны,
В проломы древних стен гигантские слоны
Проходят чередою мерной,
Их сводов не задев, — и вновь уходят прочь.
А грифы и орлы витают день и ночь
Над этой пасекой безмерной.

И туча молвит вновь: «Казнить?» И ей в ответ
Всевышний: «Вдаль лети! Еще не время, нет!»

Но вот два города неведомых и странных
Спят, беспробудно спят в густых ночных туманах
Под наслоеньями дремотных облаков,
Со всем, что живо в них, — с семьей своих богов.
Уснули люди в них и смолкли колесницы,
Над ними лунный свет тревожно серебрится,
И предстают очам, заворожённым вдруг,
Пилястры, лестницы и гордый акведук;
И предстают очам в том мире полутемном
Слоны гранитные под куполом огромным:
Соитий мерзостных бестрепетный итог,
Уродцы-чудища спят у слоновьих ног.
Висячие сады, в живых цветах аркады,
Деревья черные и резвых волн каскады,
И в пышных капищах, меж изразцовых плит,
Сонм яшмовых божков — быкоголовых — спит;
И храм, где тяжела из цельной глыбы крыша,
Где боги бодрствуют, все видя и все слыша,
Бронзоголовые, они в полночный час
Не поднимают глаз и не смыкают глаз.
Палаты пышные и темные аллеи,
Где призраки порой являются, белея;
И арки, и мосты, и стены, чей повтор
Приковывает взгляд и поражает взор!
Вот в сумрачную высь, как грузные колоссы,
Вплывают здания — угрюмые утесы;
Но тысячами звезд мерцает горний сад
Над грузным скопищем чудовищных громад, —
И звездный небосвод пылает, чист и ярок,
Сквозь кружево земных тысячекратных арок.
О, эти города соблазнов адских всех!
О, эти торжища неслыханных утех!
Под кровлей каждою усладам блуда внемля,
Двойною язвою они позорят землю!
Однако дремлет все: в презренных городах
Каких-то факелов мятется робкий взмах:
То пира прежнего разгульная утрата,
Полупогасшие светильники разврата!
Изгибы грозных стен иль башни-сторожа,
В воде отражены, спят, под луной дрожа;
И в сутеми равнин — в час поздний или ранний —
Лобзаний лепеты и шелесты дыханий,
И губы городов, избывших жар дневной,
Бормочут ласково в сетях любви земной!
И ветер затаил под сенью сикоморы
Благоухания Содома и Гоморры!

Но туча черная свершить готова суд,
И голос горний ей вещает: «Это тут!»

Взмывают из тучи
Зарницы, что жгучи,
Их пламень пунцов!
И серные волны
Бьют, ярости полны,
В ступени дворцов,
И огнь рыжеглавый
Шлет отблеск кровавый,
Как гибели зов!

Содом и Гоморра!
Над гнилью позора
Взмыл купол огня!
Искуплены тучей
И серою жгучей
Ваш блуд и возня!
И молнии сами
Смеются над вами,
Клинками звеня!

Испуганы люди,
Погрязшие в блуде,
И падают ниц!
Валятся колоссы,
Сцепились колеса
Златых колесниц!
И толпы в смятенье:
Огня исступленье
Не знает границ!

Кичливы и странны,
Летят истуканы
С надменных твердынь.
Мрут люди под шаткой
Обрушенной кладкой
В рассветную синь;
От стен огневейных,
Людской муравейник,
Испуганно хлынь!

От серного ливня,
От гневного бивня
Укрыться куда?
Всё пламя сметает, —
В нем вьется и тает
Крыш плоских гряда!
И в бликах мгновенных
На плитах и стенах
Ярится беда!

Под каждою искрой
Вздымается быстрый
И властный огонь:
Прозрачный и ясный,
Безмерно прекрасный,
Разнузданный конь!
И бронзовый идол
Из пламени выдал
Живую ладонь!

Забывшие бога
Вопят близ чертога,
Обличья сокрыв!
Вдруг зелень и алость
Во тьме заметалась
Меж сернистых грив!
И стены и лоно —
Как хамелеона
Чешуй перелив!

Здесь в корчах утраты
Порфиры, агаты,
Надгробий туман, —
И тяжкий, нескладный
Кумир кровожадный —
Набо-истукан!
День в пламени жарком
По стенам и аркам
Плутает, багрян!

Зря маги их, зорки,
Влекут на пригорки
Злых идолов жуть,
И жрец их великий
Все тщится туникой
Огнь серный задуть!
Вновь волны, упрямы,
Вздымают их храмы
На гневную грудь!

А чуть в отдаленье
Уносит стремленье
Разгневанных вод
Палаты гордыни,
И, сбившись в теснине,
Рыдает народ,
И стены квартала
Дробятся устало
И тают, как лед!