Стеван Сремац - Поп Чира и поп Спира

— Хочу вас попросить эту последнюю книгу для моей Юлы, — спешит заявить матушка Сида.

— С большим удовольствием, — говорит Пера.

— Если они по-немецки написаны, — вмешивается матушка Перса, — лучше дайте Меланье: она прекрасно говорит по-немецки и, когда прочтёт, всё расскажет и растолкует Юле по-сербски.

— Нет, сударыня! Все они на сербском языке, совсем недавно переведены. «Тружеников моря» перевёл Джордже Попович [52] Джордже Попович — сербский писатель, журналист, редактор сербского литературного журнала «Даница», выходившего в 1860—1871 гг. , «Помпею» — Лаза Костич [53] Лаза Костич (1841—1910) — видный сербский поэт-романтик. . А «Путеводная звезда» — сербский журнал, в нём есть прекрасная повесть Косты Рувараца [54] Коста Руварац (1837—1864) — сербский писатель и критик, известный деятель омладинского движения. об одном карловацком студенте.

«Ах ты бестия, мерзавка этакая, не может не укусить!» — негодует про себя матушка Сида и косится на Перу и Меланью, которые, усевшись рядышком, принимаются разглядывать альбом.

— Перса, налей-ка винца, — говорит отец Чира. — Господин Пера, нуте-ка не стесняйтесь и не церемоньтесь, ничего не изменилось от перемены обстановки, мой дом и дом отца Спиры — одно и то же. Чтобы потом не жаловались на скуку.

— Благодарю вас. У меня приятнейшее развлечение, мы смотрим альбом, — отказывается Пера, у которого уже пот выступил на лбу и двоилось в глазах.

— Ещё по одной, — настаивает отец Чира. — Разговор, как вижу, на убыль пошёл.

Принесли вино, сменили стаканы и стали их наполнять. Матушка Сида была зла, как лютая змея; видя, что все её расчёты пошли насмарку, она в бессильной ярости готова была на любую выходку.

И то, чего так опасался автор в предыдущей главе, произошло сейчас. Матушка Перса, разливавшая вино по стаканам, внезапно побледнела и, окаменев, воззрилась на матушку Сиду. Меланья, вместе с Перой разглядывавшая альбом, заметила это и, предвидя бурю, придвинулась к нему так близко, что её волосы касались его лица. Пера расспрашивал, переворачивая страницы, а Меланья ему объясняла. Каких только фотографий здесь не было — женщины и мужчины всевозможных возрастов и положений, но больше всего было портретов Меланьи — в самых разнообразных позах, настроениях и костюмах, во все времена года; а против каждой её фотографии красовались то молодой юрист, то студент-медик, то врач, то офицер — уланский, гусарский, пехотный, и даже один — что совершенно невероятно в Банате! — морской. На одной фотографии Меланья углубилась в чтение, а на неё смотрит с соседней страницы молодой медик; на другой — она с хлыстом, а напротив — усатый уланский офицер; на третьей она изображена на фоне скалы, на морском берегу, а рядом фотография моряка; на четвёртой — печальный осенний ландшафт, Меланья прислонилась к каким-то руинам, тоже печальная, мечты унесли её вдаль; на пятой — руки засунуты в муфту, над головой вьются пушистые снежные хлопья; на шестой — Меланья с тюльпанами и гиацинтами в руках; на седьмой — в лёгком, и даже весьма лёгком, одеянии, со снопом пшеничных колосьев, точно древняя богиня Церера.

Фотографий бесконечное множество. Какие-то исправники с усами, торчащими вверх, и торговцы с обвислыми усами; старушки в буклях, в каких обыкновенно изображают Изабеллу, королеву испанскую; подружки в необъятных кринолинах; невесты рядом с гипсовым амуром; длинноволосые омладинцы в душанках [55] Душанка — верхняя национальная одежда. с раскрытыми «Заставой» и «Даницей» [56] «Застава» и «Даница» — прогрессивные журналы того времени. на столике; вдовы с брошками, в которые вделаны изображения незабвенных покойников; групповые снимки людей, лица которых со стёртыми ртами и носами, с нарисованными чернилами глазами напоминают фарфоровые суповые миски; и напоследок, в качестве завершающей, фотография знаменитого разбойника Шандора Розы, проводящего время на курорте в Куфштайне.

Пока они разглядывали фотографии, матушка Перса не сводила глаз с матушки Сиды, а матушка Сида — с пустого стакана, который она подняла и долго разглядывала на свет, поворачивая в разные стороны, потом раза два-три дыхнула на него и принялась вытирать своим чистым ситцевым передником. Автор не берётся утверждать, был ли стакан грязным, или чистым, ибо такие мелочи в состоянии заметить только соколиный женский глаз (даже и в очках), а матушка Сида была наблюдательна, весьма щепетильна и крайне чистоплотна.