Николай Лейкин - Воскресенье на даче

— Быть на своемъ балконѣ вы можете, но разсматривать чуть не въ микроскопъ нашъ садъ вы не имѣете права. Мы за вами не слѣдимъ и вы за нами не слѣдите.

— Ахъ, Боже мой, какія строгости!

— Да-съ… Строгости. Вы-бы еще биноколь наставили, взяли слуховую трубу.

— Зачѣмъ мнѣ слуховая труба, если вы кричите на весь Лѣсной? Я лежала на диванѣ и читала книгу, но вдругъ такой крикъ, что я думала — ужъ не пожаръ-ли. Я и выскочила.

— Ну, выскочили, а теперь и убирайтесь обратно. Вишь, какую обсерваторію у себя на балконѣ завели!

— Не ты-ли мнѣ это запретишь?

— Я. Что это въ самомъ дѣлѣ! Нельзя у рыбака сига купить, чтобы ты съ вашей вышки не высматривала и не звонила въ колокола по всему Лѣсному, что у насъ пирогъ съ сигомъ, что за сига я дала шесть гривенъ.

— Позволь, позволь… Да какъ ты мнѣ смѣешь говорить «ты»!

— Какъ смѣла, такъ и сѣла! Вѣдь и ты мнѣ говоришь «ты». Людямъ дѣлать нечего, они каждый часъ съ своего балкона глаза на нашъ садъ пялятъ, да еще не смѣй имъ ничего сказать! Скажите на милость, какія новости!

— Полно врать-то! Что ты мелешь! Ты сама шляешься около оконъ нашей кухни да вынюхиваешь, что у насъ на плитѣ кипитъ, — доносилось съ балкона.

— Некогда мнѣ вынюхивать, у меня дѣти, мнѣ впору только съ дѣтьми заниматься, а вотъ какъ у тебя, кромѣ двухъ паршивыхъ мосекъ, никого нѣтъ, такъ ты и завела обсерваторію. Ты хоть у мосекъ-то-бы блохъ вычесывала.

— Ахъ, ты дрянь эдакая! Да какъ ты смѣешь мнѣ это говорить!

— А за эту дрянь хочешь на полицейскіе хлѣба, шлюха ты эдакая?

— Сама шлюха грязнохвостая!

— Брешь! Я не шлюха, а надворная совѣтница, кавалерша.

— Оно и видно, что надворная! Совсѣмъ надворная, а не комнатная.

— Молчать! Ты думаешь я не знаю, кто такое тебѣ этотъ плѣшивый полковникъ, который къ тебѣ ѣздитъ! И про жида знаю, какой ты съ него браслетъ сорвала. Вдова… Вдовой-то ты только числишься, а на самомъ дѣлѣ…

— Ого-го-го! Постой я въ тебя, мерзкую, горшкомъ кину. На вотъ… Получай! — крикнула сосѣдка, швырнувъ съ балкона цвѣточнымъ горшкомъ, но горшокъ не перелетѣлъ черезъ заборъ.

— Ты кидаться! Ты кидаться! Такъ ладно-же, и я у тебя всѣ стекла въ дачѣ каменьями перебью.

Мадамъ Пестикова пришла въ ярость и начала искать въ саду камень.

— Клавдинька! Клавдинька! Опомнись! — слышался шопотъ мужа съ терассы. — Вѣдь это чортъ знаетъ что такое! Смотри, около нашего палисадника посторонній народъ останавливается.

— Вы что тамъ шепчетесь! Берите полѣно и идите сюда на подмогу.

— Другъ мой, ты иди сюда!

Съ балкона полетѣли въ садъ картофелины. Мадамъ Пестикова поднимала съ дорожекъ сада куски битаго кирпича и швыряла на сосѣдній балконъ.

Пестиковъ сидѣлъ на терассѣ за драпировкой и въ отчаяніи воздѣвалъ руки съ потолку.

— Боже милостивый! Что-же это такое! Съ одинъ день два скандала! — шептали его губы.

Семейство Гельбке и Аффе съ сестрой возвращались домой съ прогулки изъ Беклешова сада, гдѣ они катались на лодкѣ. Когда они подходили къ своей дачѣ, то у калитки палисадника ихъ уже дожидались гости — Грусъ, рыжеватенькій молодой человѣкъ съ усиками и въ веснушкахъ, и Грюнштейнъ, худой черный какъ жукъ мужчина съ чертами лица, напоминающими семитическое происхожденіе. Они стояли и смотрѣли на встрѣчу приближающимся Гельбке, причемъ Грусъ вынулъ изъ жилетнаго кармана часы и держалъ ихъ въ рукѣ.

— Мы аккуратны, какъ хронометръ, а вы просрочили ваше время… — говорилъ онъ по-нѣмецки. — Вы звали насъ на партію въ крокетъ ровно въ три часа, мы были безъ двухъ минутъ три у васъ, а вы являетесь домой только въ шесть минутъ четвертаго.

Гельбке въ свою очередь вынулъ часы и сказалъ:

— Двѣ минуты четвертаго, но я думалъ, что мои часы впередъ.

— Ваши часы отстали — это вамъ говоритъ часовыхъ дѣлъ мастеръ, — стоялъ на своемъ Грусъ. — Дайте ваши часы и я имъ прибавлю ходу.

Грусъ прибавилъ ходу часамъ Гельбке. Между прочимъ у калитки происходили взаимныя привѣтствія.

— Ну, какъ ваша невѣста, герръ Грусъ? — спросила мадамъ Гельбке.

— Frisch, raunter und gesund… — отвѣчалъ Грусъ, входя вмѣстѣ съ другими въ палисадникъ дачи. — Цвѣтетъ какъ роза.

— Когда свадьба?

— У невѣсты не хватаетъ до свадьбы тридцать три рубля, у меня сто четырнадцать.

— Такъ давно копите и все еще не хватаетъ. Вы, Грусъ, должно быть много пьете пива и много курите сигаръ.

— О, нѣтъ… Дома за работой я теперь курю трубку, мадамъ Гельбке, что дѣлаетъ мнѣ четыре рубля экономіи въ мѣсяцъ, но что вы сдѣлаете, если мои давальцы все такой народъ, какъ вашъ Гельбке. У него часы отстаютъ, а онъ не несетъ ихъ къ часовому мастеру.