Кнут Гамсун: Круг замкнулся

— Нет. У меня только один раз был солнечный удар.

— Это больно?

— Нет, просто я после этого какое-то время был не в себе.

— Вы только подумайте, вот я никогда ничем не болела. Ведь это великое благо быть здоровой и крепкой. Я себя так чувствую, будто я еще девочка.

Она очень заботливо относилась к Абелю, хотела подарить мужнее охотничье ружье, с которым тот ходил на лосей. Нет, спасибо. Почему же? — спросила она. Он не признался, что ружье ему никогда не сбыть, а вместо того сказал, что у него уже есть револьвер.

Она то и дело посылала за ним, когда в доме надо было поднять или передвинуть что-нибудь тяжелое. Еще у нее была машина, только водить ее некому, раньше, до своей болезни, машину водил сам Фредриксен, а после его смерти машина так и стояла на приколе. Абель посмотрел ее, почистил мотор, смазал, сделал пробную ездку, после чего отвез фру в город. Ну и само собой, он никак не мог довести до конца пересадку каштанов, потому что его то и дело вызывали по всяким пустякам и он сразу прибывал на вызов.

Фру Фредриксен предложила ему ночевать в имении, она сказала:

— А то вам приходится далеко ходить утром и вечером.

— Не беда, — отвечал он, — иногда меня подвозит грузовик.

— Вы вполне могли бы доехать до города на машине.

— Нет, нет, я и сам дойду.

— Зачем же, когда у нас есть машина? — И, не дожидаясь ответа, пошла приводить себя в порядок.

Они поехали в город. Одни магазины были уже закрыты, другие закрывались.

Фру Фредриксен, с улыбкой:

— Но я ведь не могу сама себя отвезти домой. Как же нам теперь быть?

— Если фру угодно, я отвезу ее обратно.

— Да, спасибо.

На базарной площади они разворачиваются и едут назад.

— Теперь уж вам придется заночевать здесь, — говорит фру. — Час очень поздний.

Но он не хочет.

— Ничего, спасибо, я и так дойду.

— Горничные уже приготовили для вас комнату.

Абель снова благодарит и говорит:

— Мне ведь надо завтра привести людей, чтобы пересадить деревья.

— Подумаешь, деревья… но раз вы не хотите…

Утром Абель привел с собой еще двоих. Он соорудил нечто вроде платформы, которая катилась на бревнах, а от подручных только и требовалось, чтоб они поддерживали деревья вертикально и не повредили ветвей.

Платформу с деревьями тащила машина.

После обеда оба каштана были водворены на новое место, и землю заровняли. Теперь им следовало отправиться к Клеменсу за платой. Но Абеля пригласили на второй этаж к мадам полюбоваться дивным видом из окна, белым маяком и далеко внизу — пароходами и моторками, которые возвращались домой, развезя молоко.

— Значит, вы уже управились? — спросила фру Фредриксен.

— Да.

— Я бы хотела… здесь еще наверняка осталась уйма дел. У меня даже и шофера нет, он не желал держать шофера, не желал, чтобы я ездила с кем-нибудь, кроме него.

Молчание.

— Я бы с удовольствием предприняла путешествие на машине. А вы бы ее вели.

— Я уезжаю, — сказал Абель.

— Прямо сейчас? Сперва мы бы могли все-таки поездить. Подумайте об этом.

— Ладно.

— Вы согласны? Ну и хорошо, мне надо только позвонить Клеменсу, и я готова…

К нему опять пришли деньги, пришло благополучие, но и на сей раз он не сумел их удержать. Через несколько недель он снова оказался на мели.

Однажды он подкараулил вафельщицу, но та держала ухо востро и не поддалась на его уловку, что он, мол, желает попробовать ее товар. Вообще же она процветала, потому что была не простая вафельщица, а с выдумкой и торговала не только на пристани, но и на станции.

Предпринял он и несколько набегов на товарные склады, где обнаружил отличные вещи, которые вполне можно сбыть с рук, от железных труб до носильного платья, но кому их здесь сбудешь? Вот если бы в Кентукки!

Наведаться на молоковозку, на которой ходили Северин и Леонарт, не имело ни малейшего смысла, у них на борту ресторана не было. Какого черта! — воскликнули бы они, не понимая своего капитана. Он еще раз попытал счастья у вафельщицы — безрезультатно. Разумеется, у него было множество других возможностей, и однажды, средь бела дня, он начал рисовать веснушки у себя на лице, рисовать, не скупясь, прямо целые поляны веснушек. Получалось очень здорово, словно он прошел курс рисования веснушек. Но имел он виды не на банк и не на какую-нибудь контору, а на продовольственную лавку. Он старательно подготовился к походу, даже надел ульстер, в котором до того ни разу не появлялся на улице, и вышел в путь. Времени было одиннадцать, не больше, но уже хорошо, темно.