Вильхельм Муберг - Ночной гонец

В этот дождливый день от мякинного хлеба крестьяне маялись животами:

— Пойду-ка прокачу фохта…

Злило господина Клевена и то, что этот головорез все еще разгуливал на свободе в лесу. В грамоте из Стокгольма, с сословного собора, Клевен повелел идти облавой на лесного разбойника Сведье, коего должно незамедлительно схватить и предать суду, как беглого.

Хлопотным оказалось это дело для Ларса Борре: леса тянулись без конца, и для облавной цепи не хватало мужиков. Да и откуда ему было взять людей в самую-то страду? Когда было сухо и светило солнце, хлеб убирали всей деревней. Спелый хлеб надо было жать, беглых преступников ловить, но каждому делу свой черед, и разом их не сладить. А оба дела не терпели отлагательства. Но сперва надлежало изловить в лесу беглого Сведье, потому что если он не будет наказан, то это взбудоражит брендебольцев. И так уж поговаривали, что насильник поступил по справедливости, изувечив Нильса Лампе. Не упрячет он Сведье под замок — бог знает, что они тогда заберут себе в голову.

Однако неразумно было бы силой гнать крестьян в облаву на лесного разбойника. Собака, загнанная в лес хлыстом, зайца не возьмет. Борре хотел, чтобы люди пошли облавной цепью без принуждения. Но прежде он решил испытать преданность брендебольцев их доброму помещику и сказал им:

— Из-за этого насильника Сведье вам один убыток. Вы расплачиваетесь за его беззаконие. Так не хотите ли по доброй воле помочь своему господину изловить этого бродягу?

Они уклонились от ответа, не сказав ни да, ни нет. Но у каждого нашлась отговорка: у одного нога болела, у другого — живот, а многие говорили, что теперь, мол, страда. Только оружейник Бокк сказал ясно и прямо, в открытую: ни один честный человек не пойдет в лес охотиться на своего собрата. При этом другие так хитро переглядывались, что казалось — все они заодно с оружейником.

— Чертовы лежебоки! — рявкнул фохт на строптивых крестьян.

— Откуда взять людей на облаву? Батраков в Убеторпе и так в обрез, а леса бескрайние.

Но тут к Борре подошел один крестьянин и сам вызвался в облавщики на Сведье. Это был Матс Эллинг. Фохт и раньше замечал, что новый поселянин — человек услужливый и покладистый.

— Ты не останешься внакладе, Матс! — молвил довольный Борре. — За мной не пропадет, удружу тебе.

— А мне как раз и нужна подмога, — ответил Матс.

И он тотчас выложил свою просьбу: пусть фохт замолвит за него словечко перед старостой в одном щекотливом деле. И глазом не моргнув, Борре пообещал ему помочь и подал руку в знак уговора.

Верности преданого крестьянина он не забудет. Он покажет подлым бондам, что их хозяин вознаграждает честных и преданных. А он-то уж начал было думать, что в Брендеболе живут только злые да подлые люди. В лесу надо ловить опасного преступника, а они и в ус не дуют. Иль не дороги им порядок и спокойствие в деревне? Иль ждут не дождутся раздоров да смуты? Со смутьянов нужно глаз не спускать, — стоит порядочному человеку отвернуться, как эти разбойники могут размозжить ему топором голову.

И еще этот неразумный обычай — ходить с мушкетами, — заведенный брендебольскими крестьянами с давних пор. Не жди в деревне покоя, пока мушкеты висят на стенах в любом доме. Ни к чему им оружие, пусть себе в нужнике горохом стреляют.

Потом к Борре пришла вдова с Персгорда и зашептала ему на ухо. Как-то ночью она увидела около своей усадьбы человека и признала его. Он тайком вышел из дома старосты. Она назвала его имя.

— А это точно он был, Анника?

— Клянусь самим господом богом, — ответила молодая вдова.

Ларс Борре чувствовал, что терпение его кончается. Хорош староста! И этому бонду он скостил налог и оказал доверие! Йон Стонге, которого он считал порядочным человеком, пускает преступника в дом. Днем угодливо кланяется и лебезит, а ночью меняет шкуру. Коли он такой лукавец, так за это с него мало шкуру спустить.

Теперь Борре будет следить за Йоном Стонге в оба. Не к чему спешить с этим делом, но со старостой ухо надо держать востро. Потихоньку Борре опутает его. Намедни староста вздумал жаловаться на боль и животе, когда Борре до зарезу нужны были облавщики. По правде говоря, за последние дни староста спал с лица, но, может статься, оттого, что замышляет измену и таит крамольные мысли.

Оседлал как-то крестьянин сразу пару лошадей, чтобы наверняка добраться до места; одна лошадь была чистый ангел, другая — сущий бес. Фохт еще поведает старосте, чем кончилась такая езда.