Вильхельм Муберг - Ночной гонец

Да и у кого повернулся бы язык сказать, что он, брендебольский староста, в чем-то провинился? О нем только и говорят, что он спас деревню и отвел беду. Правда, на крестьян взвалили тяжкое бремя, но зато они остались живы-живехоньки и поживают себе мирно дома. Одному богу известно, сколько бы они хлебнули горя, поступи они иначе. Жестокой кары избежали.

И лишь обезумевший Сведьебонд буйствует и разжигает вражду. Не придется Йону из Брендеболя провести спокойно эту ночь; он все еще кружит по двору и сторожит, чтобы никто не подошел к дому, пока там незваный гость. Знай он, что ему суждено вытерпеть, он ни за что не отпер бы двери человеку из леса. И, хотя горькая мякина все еще вяжет ему рот, он не станет молчать и терпеть. Насильник должен поплатиться за все.

«Мирно живешь!..» А что Сведье до его совести? У него-то, у Стонге, совесть покойна. Пусть мается беглый в лесу, а тот, кто не чинил беззакония, может жить в мире. Спору нет, порой он мучается во сне, но так ведь это от рези в животе да дурной крови в теле. Червь, видно, пожирает его пищу в теле. Он приставит пиявок, и они высосут дурную кровь.

Староста ходит взад и вперед, ожидая, что дверь его дома вот-вот отворится и он избавится от ночного гостя. Но дверь не отворяется. Староста злится и тревожится, бегает мочиться, как всегда с ним бывает, когда ему не по себе.

Скоро полночь, а он все кружит да кружит.

Неподалеку в усадьбе Сведье темнеет хлев. Он стоит на пригорке.

Стонге замедляет шаги. В двух саженях от хлева лежит захороненный в землю штафет. Время идет, и он должен передать его дальше. Он поклялся в том крестьянину из Конги, и клятву придется сдержать рано или поздно. Штафет надо нести в удобное время, а сейчас вовсе несподручно. Ныне на дорогах задерживают и обыскивают, в стране неспокойно. Какой будет прок, ежели его схватят с недозволенным штафетом? Обещание можно сдержать по-разному, и не прав тот, кто, исполняя его, ввергает в беду себя и своих собратьев.

Ленсман допытывался насчет штафета, но никто не додумается, где он зарыт. Ни одному человеку в деревне он не доверил тайны. Самое верное — хранить ее про себя. А как только будет сподручное время, он сам переправит штафет в Виссефьерду. Теперь он надежно спрятан, до него не доискаться, и там, где он лежит, от него никому не будет зла.

Окровавленная доска со знаком утренней звезды запрятана в землю. «Штафет идет!» Это клич собратьев. «Скачи! Скачи! Нынче же в ночь!»

Внезапно что-то зашуршало в яблоне в саду, и он присел, словно приготовившись к прыжку. Может, там кто притаился? Какие-то люди стали шататься по деревне ночами, и уж нет того покоя и благодати, как бывало прежде. «Кто задержит штафет, тот предатель…» Вот послышалось хлопанье крыльев в листве. Да ведь это неясыть сидит на макушке яблони! Самая полночь, час совиный, час, когда недозволенная похоть ищет удовлетворения и парни танком пробираются к своим полюбовницам, И его могут заподозрить и задержать… Какая-то тень промелькнула у Персгорда. Верно, кто-нибудь из парней крадется к молодой вдове с чересчур горячей кровью. То ночной час, час распутства… Его могут заподозрить и задержать… Но ведь никому не ведомо о его тайне, и навряд ли кто проведает о ней до скончания века.

А этот чертов парень лезет в душу и выпытывает: «Живешь мирно?» Но что он делает недозволенного? Разве он не знал покоя, покуда не заявился к нему беглец?

В сердце Йона зреет ненависть к Сведье. Этот человек растревожил его, и брендебольский староста потерял покой.

Незадолго до рассвета Сведье ушел из Стонгсгорда. Пошел он на свое поле, где рожь только начала колоситься. Он нагнулся и потрогал ее; длинные зеленые усики на ощупь были мягкие, как травинки. Он бережно и тихонько поглаживал колосья, боясь надломить хоть один усик. От прохладной ночной росы ладонь стала мокрой.

На его поле зрел хлеб, который принадлежал по праву только ему, но его исконным наделом завладел грабитель.

Когда Сведье коснулся колоска, его словно осенило. Ведь в его доме спал фохт Клевена. Он всадит топор в стену и вызовет фохта на улицу, вызовет барского прихвостня на честный бой. Наконец-то они встретятся один на один.

Он быстро зашагал к своей усадьбе, но в нескольких саженях от дома его окликнули по имени; звал его женский голос. Из Персгорда навстречу ему кралась женщина; она шла осторожно, словно кошка по жнивью.

— Неужто сам Сведье пожаловал в деревню?

Аннику нетрудно было узнать по ее желтому чепцу.