– Можно ли без флота отстоять Камчатку, Сахалин и устье Амура? Ваше мнение, Евгений Иванович, – обратился он к Алексееву.
Тот встал, одернул мундир и, глядя императору прямо в лицо, коротко ответил:
– Нет, ваше величество…
Николай II обвел болезненным взглядом присутствующих. Остановился на морском министре адмирале Авеляне.
– Вы тоже так думаете? – спросил он.
– Да, ваше величество. С тем флотом, что мы сегодня имеем на Дальнем Востоке, трудно будет защитить с моря даже незначительные позиции на побережье…
Император кончиками пальцев побарабанил по столу.
– Все это печально, – произнес он задумчиво, словно сказал сам себе. – Хорошо. Садитесь оба. Тогда еще вопрос. Какое значение для исхода войны имела бы наша победа в Маньчжурии? Генерал Гриппенберг, вы, по-моему, желаете высказать свое мнение?
– Да, ваше величество, – ответил Гриппенберг и встал. – Под Сандепу, ваше величество, победа была уже наша. Только благодаря приказу бывшего Главнокомандующего генерала Куропаткина…
Николай II поморщился и махнул рукой.
– Садитесь, генерал Гриппенберг. Я вас спросил не об этом. Министр Сухомлинов, что вы скажете?
Сухомлинов говорил минут пять о том, что теперь нет уверенности ни у него, ни у командования в Маньчжурии в возможной победе после поражения флота.
Николай II не выдержал.
– Я вас понял, – прервал он Сухомлинова. – Вы не уверены, что мы можем добиться в Маньчжурии успеха. Садитесь. Кто еще?
С места поднялся великий князь Владимир Александрович.
– Я полагаю, нам сейчас стоит подумать, следует ли вообще продолжать войну…
В зале в одно мгновение наступила гнетущая тишина. Ее нарушил Николай, не глядя на великого князя, уточнил:
– Я правильно понимаю – речь идет о прекращении боевых действий?
– Речь идет о прекращении войны, – уточнил с места великий князь Владимир Александрович.
– И на каких же условиях мы будем прекращать войну? – спросил Николай II. И в его голосе явно прозвучала издевка.
– На любых, – ответил великий князь Владимир Александрович. И тут же добавил. – Иначе может случиться так, что японские условия будем принимать не мы, а кто-то другой…
Сказав это, великий князь посмотрел в сторону, где сидели великие князья Михаил Александрович и Алексей Александрович.
– Кто еще желает высказать свое мнение? – спросил Николай II. И почему-то усмехнулся. Прошла долгая минута. – Никто, – подвел он итог. – Зато появился третий и, видимо, последний вопрос. – Следует ли нам приступить к переговорам хотя бы для того, чтобы узнать, каковы будут требования Японии?
…Витте не терпелось высказать свое мнение, но он решил выждать и услышать мнение других.
Как он и ожидал, за переговоры выступили великие князья и Алексеев, который сказал, что дух армии подорван и воевать так больше нет смысла.
Против переговоров выступил адмирал Дубасов.
– Ваше величество! – энергично возразил он. – Россия не может заканчивать войну на Мукдене и Цусиме! Мы ославим себя на столетие вперед!..
Адмирала Дубасова неожиданно для Витте, поддержал Сухомлинов, хотя перед самым Советом он сказал Витте, что не видит перспективы в дальнейшем ведении войны.
Еще больше удивил генерал Рооп, который заявил, что Россия в состоянии выиграть войну, однако для этого необходимо созвать Земский собор и всеми силами навалиться на врага.
Витте заметил, как излишняя бледность появилась на лице Николая II после слов генерала Роопа.
Генералы Гриппенберг и Гродеков промолчали. Николай II глянул в их сторону, однако поднимать не стал.
– Я выслушал всех, кто желал высказаться. Спасибо. Все свободны. О моем решении вам сообщат сегодня же.
…В этот же день кайзер Германии Вильгельм обратился по просьбе министра иностранных дел России Ламсдорфа к американскому послу в Берлине Тоуэру с письмом, в котором указал, что положение в России настолько серьезное, что когда истина о последнем поражении станет известна в Петербурге, жизнь царя и его семьи подвергнется опасности и произойдут серьезные беспорядки. Вильгельм просил Тоуэра передать президенту Соединенных Штатов Америки Рузвельту предложение стать посредником в переговорах между Японией и Россией.
…26 мая от имени США Рузвельт обратился к России и Японии с предложением в интересах человечества и мира пойти на переговоры.
С этого дня жизнь в Петербурге превратилась в ожидание ответа от Японии. В министерстве иностранных дел царило нервное возбуждение. Подбиралось место для ведения переговоров. В министерстве внутренних дел, несмотря на внешнее спокойствие, шла бурная работа по укреплению жандармских отделений и отделений сыска. Вербовались агенты из рабочих, интеллигенции и студентов.
Читать дальше