Селим Ялкут - Братья

Когда все ушли, Михаил вернулся к Мати. Сидел на полу, держал безвольно повисшую руку. Попрощался, но так и не понял до конца, слышит ли. Нет, все таки слышит. Чуть улыбнулась или ему показалось?..

Его обуяла жажда деятельности. Теперь все время он проводил в размышлениях о будущем празднике. Как-то он встретил Миллисенту, та шла, прихрамывая, опиралась на палку.

— Ты не должен разгуливать без дела. — Голос был строгим. — Как идет твоя работа? Я хочу знать.

Михаил отметил увядшую кожу, седину в волосах. Следы смытых румян. Она перехватила взгляд, лицо стало злым.

— Твой благодетель Артенак справлялся, я не знаю, что ответить. Ты уже несколько месяцев пользуешься нашим покровительством и не выполняешь обещания. Ты разочаровываешь нас… И меня… — Добавила она после паузы.

— Мне нужна женщина в помощь, чтобы мы могли сыграть вместе.

— И не думай.

Михаил опустил голову.

— Что это? — Михаил исцарапал руку, перебираясь через монастырскую изгородь. — Ты просто не можешь жить, как другие. Ладно. Старайся, и мы решим, что дальше. — Она повернулась и ушла, прихрамывая.

Спустя несколько дней возле ворот к нему подбежал мальчишка. Он вспомнил с трудом. Это был подручный Аристида. Он потянул Михаила за собой и привел к греку. Тот сильно изменился, коротко остриг волосы, отпустил усы, и стал непохож на себя, прежнего.

— Как видишь, меня не ищут и не найдут. — Объявил грек. — Караван ушел, и я вместе с ним. Спасибо тебе, теперь я свободен. Я помню о тебе. Дам знать, когда наступит время. Когда? Не сомневайся, узнаешь, когда оно придет.

__ __

Смерть короля вселяет в меня большую тревогу. Он был исполнен добрых намерений, насколько это возможно в наше трудное время. Он был осторожен, не рисковал зря, не позволил втянуть нас в войну с сирийцами. И мудро использовал это время для покорения строптивого Аскалона. Как будет теперь, можно только гадать. Раймунд среди других был представлен новому королю еще до официальных торжеств, а Артенак, как королевский советник, был удостоен частной аудиенции. Б нем нуждаются особо.

Все это никак меня не касается, а вот тревога за Раймунда сковывает сердце. Что с нами будет? Раймунд не хочет беспокоить меня, но я вижу, он постоянно озабочен и почти не бывает дома. Все чаще я прошу его уехать из города куда угодно, чтобы начать тихую и спокойную жизнь. Скромные средства для этого у нас есть. Я просила Артенака, поговорить с мужем, и он, к моему удивлению, согласился. Единственно, просил отложить решение до коронации, эти дни для всех нас особенно трудны.

Более всего пугает меня брат. На днях он посетил нас, как всегда в отсутствие Раймунда, и долго сидел молча. Я уже знала о смерти Магдалены и осторожно выразила ему свое сочувствие. Он ведь сказал, что знает ее. Эта необычная женщина сама нашла свою судьбу. Ее тело покоится теперь в развалинах старого иудейского города. Я рассказала об этом со слов Артенака, а от себя добавила. — Лучшего места для успокоения в вечности не найти…

Откуда я могла знать?.. Брат сидел, не поднимая головы. Чтобы скрасить печальную новость, я разбавила ее рассказом Раймунда. В городе долго и безрезультатно ищут некоего Эспера из Марселя — живого или мертвого. Брат глянул на меня, усмехнулся и вновь спрятал глаза.

— Ты не знаешь. — Сказал он. — Все это не имеет значения. Я искал ее, а она умерла…

— Кого ее?

— Ты знаешь. Помнишь, я рассказывал? Было время, они дали мне приют. Ведь я был совсем один. Как выжить? Она была… — Он опять замолчал, и я вдруг с ужасом поняла, что он плачет. — Она не в своем уме. Она уходила и приходила, она убегала. Несчастье сделало ее такой. Я мог лишь следить за ней и стараться помочь.

— Но ведь она… — Я не решилась назвать имя Франсуа.

— Она была с ним, с другими… и ни с кем…

Тут послышались голоса. Раймунд и Товий встретились неподалеку и шли к нам. Уходить было поздно, от встреч с Товием я брата тщательно оберегала и теперь велела ему укрыться в дальней комнате. Рассчитывала, что Товий, как всегда, не задержится. Но того, что случилось, оказалось достаточно. Товий объявился взволнованный и чрезвычайно гордый собой. Накануне его и еще нескольких юношей, посвятили в рыцари. Товий был в восторге. — Это только начало. — Он очень жалел, что не смог отбыть торжество до конца. Им — новообращенным, не полагалось, пока не подтвердят преданность ордену. И что же это было потом? Изгнание Дьявола, который гнездится в грешной женской плоти.