Колин Маккалоу - Битва за Рим (Венец из трав)

Аврелии показалось, что кризис миновал.

— Вот так-то лучше, сынок, — произнесла она. — Так или иначе, ты должен готовиться к тому, чтобы вступить в свою жреческую должность.

Сжав губы, Цезарь-младший перевел унылый взгляд с изможденно-прекрасного лица матери на устало-красивое лицо отца и ни там, ни там не заметил искренней симпатии; более того, он не увидел даже понимания.

— Могу я идти? — спросил он.

— Только если будешь избегать всякого «бардая» и не станешь разлучаться с Луцием Декумием, — ответила Аврелия.

— Я хочу найти моего друга Гая Марция.

Он вышел через дверь, ведущую в сад.

— Бедный мальчик, — вздохнул Цезарь, который действительно кое-что понял.

— Ему следует остепениться, — твердо ответила Аврелия. — Я боюсь за него, Гай Юлий. Он не умеет вовремя остановиться.

Гай Марций был сыном всадника Гая Марция. Они с молодым Цезарем были ровесниками. Эти мальчики родились на противоположных сторонах внутреннего двора, который разделял апартаменты их родителей, и росли вместе. Их судьбы всегда различались, как и их детские мечты, но они знали друг друга так же хорошо, как братья, и любили друг друга больше, чем братья.

Гай Марций был меньше ростом, хрупкий, белокурый, с глазами газели и необычайно миловидным лицом, и он во всех отношениях являлся достойным сыном своего отца. Больше всего на свете Гая Марция притягивала коммерция и ее законы, и он намеревался посвятить этому свою жизнь. Он также очень любил возиться в саду, а потому его руки были постоянно зелеными.

Сейчас он, в хорошем настроении, копался на клумбе в углу внутреннего двора, когда заметил своего друга Цезаря и сразу же почувствовал, что произошла какая-то очень серьезная неприятность. Гай Марций положил садовую лопатку на землю и поднялся, отряхивая тунику (его мать очень не любила, когда он приходил домой грязным). А затем вытер об нее грязные руки — прощай, аккуратность!

— Что случилось? — спросил он друга.

— Поздравь меня, Пустула, — ответил Цезарь-младший звенящим голосом. — Я — новый фламин Юпитера!

— Ну и ну, — только и выговорил Марций, которого Цезарь-младший называл Пустулой — «пузырем»; прозвище это закрепилось за ним с раннего детства, поскольку он всегда был очень маленьким. — Вот ведь позорище, Павон.

Марций попытался вложить в эти слова как можно больше симпатии. У Цезаря-младшего тоже было прозвище: Марций придумал его после того, как однажды матери устроили для них и их сестер пикник на Пинцийском холме, где среди цветущего миндаля и ковра нарциссов расхаживали павлины, потряхивая пышными хвостами. С самого юного возраста у Цезаря появилась важная походка — такая же, как у павлина, и так же, как павлин, он любил охорашиваться.

Цезарь присел на корточки рядом с Гаем Марцием, изо всех сил сдерживая слезы. Все более отчетливо осознавал он безвыходность своего положения, и гнев уступал место грусти.

— А я надеялся получить венец из трав, будучи моложе, чем даже Квинт Серторий, — пожаловался Цезарь своему другу. — Я хотел стать величайшим полководцем в истории — более великим, чем сам Александр! Я рассчитывал стать консулом большее число раз, чем Гай Марий. Я собирался сделать свое величие безграничным!

— Ты обретешь свое величие как фламин Юпитера.

— Но не для себя. Люди уважают саму эту должность, а не того, кто ее занимает.

— Пойдем, — вздохнул Марций, — и поищем Луция Декумия.

Предложение было как нельзя кстати, и молодой Цезарь с живостью поднялся.

Пройдя через апартаменты Марция, они вышли на Малую Субуру и поднялись вдоль этой стороны здания к большому перекрестку на углу Малой Субуры и улицы Патрициев. Здесь, у острого угла треугольной инсулы Аврелии, находилась таверна, в которой вот уже двадцать лет безраздельно царил Луций Декумий. Он и сейчас находился там, разумеется. С Нового года он никуда не выходил, за исключением тех случаев, когда требовалось сопровождать Аврелию или ее детей.

— Неужели это Павон и Пустула? — приветливо воскликнул он, поднимаясь из-за стола, находившегося в глубине помещения. — Немного вина в вашу воду, а?

Ни Цезарь-младший, ни Марций еще не знали вкуса вина, а потому затрясли головами и плюхнулись на скамью напротив Луция Декумия, пока он наполнял два кубка водой.

— Ты выглядишь угрюмым. Зачем ты ходил к Гаю Марию? Что случилось? — спросил смотритель перекрестка Цезаря-младшего, и его проницательные глаза наполнились любовью.