Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть вторая. Том первый

– Ты чего носом захлюпала? Вы же сестры мои. Я вас и матушку, и Петеньку не брошу. Апосля Покрова появлюсь. Зимой рабочие по домам идут до Пасхи. Стены с башнями класть не будем, отделывать зачнем, а сие дело небыстрое, можно и вас повидать. Он потрепал Лизу по каштановым кудрям: «Жди, Лизавета».

– Я буду, – кивнула девочка, глядя на стрижей, что метались в прозрачном, зеленоватом небе.

Свернув окровавленные тряпки, Марфа засунула их в дальний угол сундука, прикрыв одеждой.

– Как встану, дак выброшу незаметно, – она обнимала подушку, чувствуя на лице обжигающие слезы.

– Господи, почему так? Почему ты дитяти сему жить не дал? Я бы и любила его, и пестовала, – она встрепенулась.

– Говорил мне Джон, – вспомнила Марфа, – если я связь не найду, или что-то случится, то есть сигнал тревоги. Его и через Английский Двор послать можно. Отправлю письмо мистрис Доусон, по делам хозяйственным. Пусть в Посольском приказе хоша вдоль и поперек его читают, а она поймет, что делать с весточкой, – засыпая, Марфа пообещала себе: «Все будет хорошо».

Закрыв дверь крестовой горницы, он тихо сказал: «Марфа». В свете летнего дня ее лицо казалось совсем юным, как в избе, когда ее волосы рассыпались по лавке, касаясь грубого пола. Только резкие морщины залегли в углах губ и щеки были бледны – ни кровинки.

– Федя, – она опустила голову в ладони, – Федя, милый мой, – Марфа глубоко вздохнула, – ты послушай меня…

Он уронил седеющую голову к ней на колени, Марфа поцеловала его в лоб.

– Не прощу себе, – пробормотал Федор Савельевич, – не прощу, что ты одна была, счастье мое. Но более всего не случится, – он поднялся, – я пойду к Борису Федоровичу. Мы повенчаемся, и ни в какой Углич ты не поедешь, – Марфа прижалась щекой к его руке.

– Федя, не надо из-за меня тебе на плаху ложиться. Хоша ты и зодчий государев, а все равно холоп монастырский, никто меня с тобой не повенчает. Если б то в Англии дело было, – она прервалась, – однако туда я теперь и не знаю, когда доберусь. Коли ты хоша одно слово обо мне скажешь, дак Годунов жизни тебя лишит.

Взглянув на посмотрел на караул стрельцов у ворот усадьбы, зодчий жестко сказал:

– Хоть бы и на плаху. Ты, Марфа, не указывай, как мне жизнью своей распоряжаться.

Зеленые глаза заискрились молниями так, что Федор даже отступил.

– Твоя жизнь, Федор, тебе не принадлежит, а только лишь Господу Богу, – она откинула голову назад, – коли ты на плаху ляжешь, от сего держава наша обеднеет. – Годунов что, – Марфа презрительно улыбнулась, – шваль худородная, временщик, а я Вельяминова. Мои предки земле Русской со времен великого князя Ярослава Владимировича служат. Я о земле своей радею и не позволю себе великого зодчего на смерть отправлять.

– Что я за мужик, коли за твой подол спрячусь! – зло ответил Федор Савельевич. «Поеду с тобой в Углич тогда. Пусть Годунов, что хочет со мной, то и делает».

– Федя, – шагнув к нему, Марфа оказалась вся в его руках, – любимый мой, не надо. Ты строить должен, а не умирать. Пожалуйста, – Марфа взглянула на него горькими глазами, и он опустил веки.

– Иди сюда, – он протянул руку, – хоть на одно мгновение последнее, Марфа, иди сюда. Дай мне тебя запомнить. Марфа обняла его: «Хотела я тебя попросить…»

– Все ради тебя сделаю, – Федор Савельевич повторил: «Все, Марфа».

– Федора моего оставь при себе, – Марфа положила голову ему на плечо. «Годунов прекословить не станет, коли ты пообещаешь, что проследишь за ним». Он кивнул: «Проводить-то тебя можно? Когда обоз ваш трогается?»

– В пятницу на рассвете, – Марфа прижалась губами к его щеке.

Хоша и лето было на дворе, но ночи стояли холодные. Кутаясь в душегрею, Марфа заглянула внутрь возка. Петенька спокойно спал, девчонки играли на полу.

– Так, – строго сказала Марфа сыну, – на Воздвиженку приходи раз в неделю. Попарься, домашних харчей поешь, за дворней присмотри, а то не ровен час, разбалуется. Ключнице я сказала, где найти тебя, коли что. Ежели конь тебе понадобится, дак отцовского жеребца бери, но проследи, чтобы его почистили хорошо. Лошадь кровная, дорогая. Водки много не пей, – покраснев, сын что-то пробурчал.

– Не будет, Марфа Федоровна, – усмехнулся Федор Савельевич, – не зарабатывает он столько, а бесплатно поить его никто не станет, дураков нет. Я за ним присмотрю, не беспокойтесь.

– Приезжай опосля Покрова, – велела Марфа, – хоша на ненадолго, семью повидаешь, – притянув к себе сына, Марфа что-то шепнула ему.