Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть вторая. Том первый

– Богдану говорить нельзя, – решил Годунов, – он испугается и к Федьке побежит. Тот хоша и дурной и блаженный, но царь. На колу я торчать не хочу. Надо ее запрятать как можно дальше. Из России ее выпускать нельзя, ино она всем о царёвой кончине расскажет. В монастырь ее тоже не отправить. Федьке она нравится, лечит его. Нет, надо по-другому.

Над зубцами кремлевской стены вилось воронье. Щелкнув пальцами, Годунов велел дьяку:

– Спосылай на Воздвиженку, к боярыне Воронцовой-Вельяминовой. Пущай завтра с утра в Кремль приезжает. Разговор у меня до нее есть, – дьяк выскользнул из палат. Вороны закаркали, Годунов пробормотал:

– Может, и не придется делать сего. Ежели у Федора наследник родится, пусть живет царевич. Господи, хоша сам с Ириной спи, хоша и грех это.

Удобнее устроив кружевную подушку, Марфа перевернула страницу книги. Петенька спокойно сопел рядом.

– Господи, – поняла Марфа, – на отца-то как похож, словно я его перед собой вижу.

– Матушка, – Лиза подобралась к ней поближе, – а мама моя красивая была?

– Очень, – вздохнула Марфа, – у тебя волосы, как у нее. Только она высокая была, а ты в батюшку ростом пошла, – Лиза воткнула иголку в свое вышивание:

– Как получилось, что мои батюшка и мама друг друга полюбили? Она была герцогиня, а он простой купец, – Марфа отозвалась:

– Коли люди друг друга любят, сие неважно. Хоша бы ты царица, однако любит не голова, а сердце. Твоя мама очень любила батюшку и я тоже. Такие люди, как он, редко встречаются.

– У нас батюшки не будет более? – робко спросила девочка.

– Посмотрим, – улыбнулась Марфа, – давай, милая, помолимся, и спать. Марья с Парашей седьмой сон видят, а мы заболтались.

– Я бы тоже полюбить хотела! – страстно сказала девочка. «Как мама моя и как ты, матушка!»

– Вырастешь, – Марфа коснулась губами теплого лба, – и полюбишь, – Лиза быстро задремала, а Марфа все лежала, слушая дыхание детей.

– Не уезжай, счастье мое, – Федор погладил ее по голове, – как я без тебя буду, Марфа? Мне пятый десяток идет. Я и не думал, что встречу сию, без которой жить не смогу.

Уткнувшись лицом в его плечо, Марфа вдыхала запах свежего дерева и краски. Неподалеку звонили к вечерне на церкви Всех Святых.

– Нет, Федя, – тихо ответила она, – мне о детях надо думать, а не о себе, хоша я тоже, – Марфа взглянула в его серые, потемневшие, будто грозовое небо, глаза, – люблю тебя, как и не думала, что полюблю, – он покачал ее.

– Марфа, Марфа… Думаешь о человеке, и ничего более не хочется, кроме как быть с ним. Тако же и мне с тобой, счастье мое, – Марфа отозвалась:

– Сам видишь, Федя, так бы и жила с тобой, и детей приносила бы, коли на то Господня воля была бы, и не надо было бы мне ничего другого. Но не здесь, не здесь, Федя.

Федор Савельевич долго молчал, а потом поцеловал ее.

– Как ты решишь, так тому и быть, Марфа, – женщина положила руку на живот.

– Как теперь уезжать-то? Дитя отца своего никогда не увидит, как я могу с ним так поступать? А остальные? – спокойно спящий Петя вдруг поворочался. Марфа перекрестила сына.

– Господи, отчего ты мне такой выбор дал? Ежели скажу я Федору, а как не сказать, как скрывать такое, дак он еще сильнее мучиться будет. Да и я тоже, – Марфа взглянула в красный угол, на темные глаза Богородицы.

– Приедет, он сразу и скажу, я там посмотрим.

– Что такое? – сонно пробормотала Лиза.

– Ничего, ничего, – Марфа задула свечу, – спи, милая.

– Марфа Федоровна, – свежее, красивое лицо Бориса Годунова расплылось в улыбке.

– Мы с похорон Ивана Васильевича, храни Господь его душу, не виделись. Вы хоша Марью Федоровну и навещаете, а ко мне никогда не заглядываете.

– Борис Федорович, ради чего я вас от дел-то государственных отрывать буду, – Марфа низко поклонилась, – вы глава совета регентского и государю рука правая, чего ради вас бабскими разговорами обременять?

– Вы садитесь, – ласково предложил ей Борис.

– На три года всего старше меня, – хмыкнул Годунов, – а глаза у нее, будто ей семь десятков лет. И как смотрит-то на меня, все знает, понимает все. Волчица, одно слово.

– Как сборы ваши, как детки? – Борис налил боярыне греческого вина. Пригубив, Марфа отставила бокал.

– С Божьей помощью, Борис Федорович, здоровы все. К Успению тронемся в Новые Холмогоры. Я сейчас вотчины свои продаю, не закончила еще дела.

– Вы бы не торопились, Марфа Федоровна, – Годунов ожидал увидеть недоумение в ее глазах, однако они смотрели так же спокойно. Он поднялся: