Александр Галкин - Царевич Димитрий

Василий Шуйский преднамеренно застал владыку в церкви Спаса на Бору, где тот стоял вечерню перед отъездом, и, оказавшись с ним наедине в тёмном углу, у гробницы святого Стефана, сказал тихо, но очень вразумительно:

– Здрав буди, владыко Филарет Никитич, – светлый друже наш! – Он упёр на последние слова.

– Благодарствую, княже! – ответил тот, взглянув пытливо, и, помедлив, как бы догадываясь о невысказанной княжьей мысли, прибавил: – От дружбы не бегу, но впервые от тебя слышу…

– Впервые, да не впоследние!..

– Ну что ж, дай Бог! – ответил Филарет холодно и хотел уйти.

– Владыко! – остановил Шуйский. – Ужли и теперь не веришь искре моей? Помяни моё слово: не успеет пасть снег – увидимся с тобой, и назовешь ты меня другом!

– Готов назвать хоть сей же час, да что тебе – сановнику – в дружбе уездного архиерея? Заутра еду!

– Сановник яз не более тебя. Но скорблю душою о выезде твоём: нешто тебе в Ростове место?.. Кто бы мог ожидать сего!.. – И, пощипывая бородку, продолжал очень тихо, как бы про себя, в раздумье: – Царский сродственник у нас в глушь едет, а дурак Игнатий патриархом сидит!.. Тут не токмо… Мм… да!..

– Что «да»? Чего бормочешь?

– Хе-хе! Так это яз! Ни к чему, друже! Не суди старика! Прощай! Но не забудь, владыко, дружбы моей! Всей душой хочу пользы тебе! – Он слегка повернулся, чтобы уходить, но остановился, пристально смотря на Романова.

Митрополит молчал, потупясь, словно соображая – говорить дальше или нет? Оба чувствовали, что эта необычайная, укромная встреча не пройдёт для них впустую – многое может за ней таиться!

– Коли сказать правду, – прошептал владыка, оглядываясь по сторонам, – так яз тоже не враг тебе! – Он дотронулся до золотой пуговицы на княжьем кафтане и посмотрел очень серьёзно.

– Отрадно слышать! Оба мы обиду терпим! Коли любовь промеж нас будет – горы с места сдвинем!..

– Так, так!.. – буркнул Филарет. – Дай Бог!..

– Разумеешь? Слава Господу!.. Благослови меня!

– Чтобы горами двигать? – спросил Филарет без улыбки, с загадочным и сверкающим, но не враждебным взглядом.

– Да! – твёрдо и решительно отрезал князь и, вскинув головою, взглянул остро в глубину архиерейских очей. – Воистину – горами двигать!

Филарет медлил с благословеньем. Смотрел со всей силой напряжённого разума в смелые, немного прищуренные глаза Шуйского, стараясь проникнуть в хорошо спрятанную душу. И уж, конечно, не намерения князя угадывал владыка – он давно и прекрасно знал их, – а измерял силу бывшего своего противника, уверенность его в победе!

Долгий, испытующий взгляд был Шуйским выдержан до конца, и лёгкой, но полной уверенности усмешкой князь дал понять, что не сочувствует раздумью собеседника.

– Никаких сумнений! – молвил он спокойно и строго. – Боже упаси!

Этот разговор глазами, более красноречивый, чем словесный, подействовал на угнетённую душу Романова – он видел ясно, что Шуйский не хитрит с ним, что заговор, пожалуй, стоит твёрже и прочнее, чем это предполагают в царских кругах. Но всё же княжья уверенность показалась нахальной.

– Не много ль о себе думаешь? – спросил он, стараясь выдавить надменную усмешку на своих губах.

Но князь всё понял, не обиделся и зашептал отрывками:

– Суди сам!.. Един Гаврилка остается!.. Без тебя не справится! Ужли не чуешь?

– Да ты про что? – отступил на шаг Филарет, не желая переходить на откровенность, и в самом деле насмешливо улыбнулся.

– Про что?.. Хе-хе!.. Про близкую свадьбу царёву вспомнил – трудно будет без тебя на таком празднике справляться!

Оба помолчали, всё до конца понимая, но ещё не вполне доверяя друг другу и чувствуя всю нудную напряжённость важной минуты.

– Так благослови же, отче! – снова очень серьёзно сказал Шуйский и склонил голову.

– Благословить?!. – нерешительно бормотал владыка. – Тяжко сие… Помоги, Владычица!..

– Иного нет исхода!

– Ох, ох!.. – Он глубоко вздохнул. – Ну!.. Ин быть по-твоему!.. Во имя Отца и Сына! – Филарет широко перекрестил князь-Василья, быстро затем схватившего и поцеловавшего его руку – Но Игнатьево подворье – мне!

– Клянуся в том!

– И никому ни слова!

– Клянуся паки!

Не мог стерпеть своей опалы «государев благодетель» Филарет Никитич, и Шуйский, верно угадав его настроения, вовремя к нему подступившись, получил благословение на все свои замыслы. Залучить в свою ватагу Романова для заговорщиков было чрезвычайно важно, и Василий не поскупился на обещание ему патриаршего сана, о коем и было сказано достаточно внятно. Правда, он уже обещал этот сан другому своему сообщнику – Гермогену, а в разговорах с братьями высказывался против них обоих, но это его не смущало: он твёрдо знал, что патриархом станет тот, кто ему в то время будет нужен.