— В этом… тут что-то есть… А? — От его недавнего волнения не осталось и следа.
Очередь дошла до «Осени» Брейгеля [54] Знаменитый нидерландский живописец, рисовальщик и гравер XVI века, один из основоположников реалистического голландского и фламандского искусства.
; это была выполненная карандашом копия, довольно примитивная и ученическая, однако и на ней лежал отпечаток дарования.
— А это что?
— Копия. С картины… — Паренек был взволнован, побледнел. — Я очень люблю Бруэгхела… — До такой степени исказил он фамилию Брейгеля.
— А за что ты любишь «Бруэгхела»? — Геза улыбался, но я видел: за его улыбкой скрывается глубокая растроганность.
— За то… потому что у него все как настоящее… а не просто нарисованные картинки…
Геза хохотал от всей души, потом громко крикнул:
— Пишта! Пишта Вирагош! Хочешь выслушать откровенное мнение о своем художественном кредо? — Затем, снова повернувшись к пареньку, спросил: — Ты видел когда-нибудь, как собирают виноград, Пиноккио?
— Нет еще, дядя Геза.
— Тогда я захвачу тебя с собой… Ладно?
— Ладно.
— Мы там попоем вволю. Ну и выпьем, конечно. Согласен? — Парень так и сиял; растроганный, шмыгал носом. К нам подошел Пишта Вирагош. — Я тоже открою студию. Создам конкуренцию дяде Пиште. Ты станешь моим первым учеником. Но уговор: будем рисовать и писать все как настоящее, и не иначе. Не просто картинки. Договорились? — Геза балагурил, заразительно смеялся — в общем, вел себя как мальчишка. Пиноккио хохотал вместе с ним.
Передаваемая по радио музыка внезапно оборвалась. В мастерской все притихли. И только слышался веселый смех Гезы и Пиноккио.
— Внимание! Внимание! Через несколько минут будет передаваться чрезвычайное сообщение! — И снова загремела музыка.
Отворилась дверь мастерской, вошел Дюла Чонтош. Я едва узнал его: он отрастил длиннющие усы. Жиденькие, отвислые, они придавали ему весьма комичный вид, я чуть было не прыснул со смеху. На мгновение он остановился в полуоткрытой двери, настороженно озираясь. Затем все-таки вошел.
— Ну как? Что скажешь? — кинулись к нему те, кто знал его.
— Сейчас объявят по радио.
По радио и в самом деле снова прервали трансляцию музыки и снова повторили то же самое объявление:
— Внимание! Внимание! Через несколько минут будет передаваться чрезвычайное сообщение!
— О чем сообщат? Не знаешь?
— Действительно Хорти арестован?
— По-моему, его уже нет в Венгрии! — загадочно проговорил Чонтош.
— Где же он?
— Вылетел к русским?
— Это исключено. Скорее уж на Мальту, к англичанам.
— Или к войскам… в Карпаты.
Дюси едва успевал отбиваться от градом посыпавшихся на него вопросов и догадок. Предупреждение по радио и загадочные предположения Чонтоша снова накалили страсти, которые еще не успели остыть.
Наконец нам с ним удалось уединиться в укромном уголке мастерской.
— Лучшего места для встречи ты не мог придумать? — досадовал Чонтош. — Одни перепуганные обыватели!
— То, что ты сказал о Хорти, это серьезно?
— Да какое это может иметь значение! Это ничего не меняет, — отмахнулся он.
Меня обрадовал приход Чонтоша. Я почувствовал в нем твердую опору в этой атмосфере смятения и неопределенности. И это придало мне бодрости. Я даже совершенно неожиданно для себя повеселел.
— Ну и усищи ты отрастил, любо-дорого посмотреть! — рассмеялся я. — Попадись ты мне на улице — ни за что не узнал бы.
— В самом деле? — Чонтош, довольный, поглаживал, покручивал свои усы. — Знаешь, очень быстро отрастил!
— И не сбреешь их? Так и оставишь? Ты прямо-таки вылитый бан Петур [55] Герой исторической драмы классика венгерской литературы Йожефа Катоны «Бан-Банк».
.
Он пытливо взглянул на меня — не подтруниваю ли я над ним. Но я добродушно улыбался.
Я передал ему рисунки к листовкам.
— Теперь нужны другие средства, — бросил он, но все же спрятал рисунки, даже не взглянув на них. Затем коротко обрисовал обстановку, как он представлял ее себе. В общем, так же как и Андраш: почти слово в слово он повторил то, что сказал Андраш. Правда, в свойственной ему несколько усложненной манере. Сказал, что, по его мнению, весь этот фарс с попыткой Венгрии выйти из войны разыгран не Хорти и его кликой, а немцами… Однако не исключено, что к этому делу приложила руку и английская разведка.
Он чрезвычайно витиевато, заумно излагал свою версию; откровенно говоря, я так и не понял его до конца. Но это нисколько не смущало меня. Я уже привык к его манере истолковывать любой факт или событие.
Читать дальше