Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

Геза смущенно хмыкнул.

— Не решаетесь сказать? Я знаю, одну лишь бабушку не считают сумасшедшей. Она еще была настоящей барыней: драла со всех шкуру…

— Вам нужна только шкура?

— О, да вы же революционер! — поддела меня Шари. — Вы и земли хотите помещичьи разделить?

— Все будет зависеть…

— Опоздали, мы уже сами управились с ней. Мои предки стали революционерами раньше вас.

— Проиграли в карты?

— Нет, не в карты, а на женщин промотали. Да, немало они натворили, но все чинно, благородно.

Геза, чувствуя неловкость, заерзал:

— Работаете? Покажите нам что-нибудь.

Меня зло взяло: «Он конфузится, как какой-нибудь школяр. До какой степени размяк! А еще подтрунивал над своей матерью».

От внимания Шари не ускользнуло смущение Гезы. Я заметил, что она подсмеивается над ним. Перехватила его взгляд, когда он украдкой покосился на ее бедро, мелькнувшее из-под распахнувшегося халата. Она запахнула халат; но даже в этом жесте сквозило скорее шаловливое озорство, чем целомудренная застенчивость. Геза то бледнел, то краснел. Я не знал, на кого больше злиться: на Гезу или на девушку. Хотя, впрочем, она не была мне неприятна.

— Ты имеешь в виду картины, не так ли? — сказал я, делая прозрачный, почти неприкрытый намек.

Шари надула губки; метнув на меня взгляд, она обратилась к Гезе:

— Не думаете ли вы, что я заставлю упрашивать себя? Пойдемте, пока вы не передумали.

Мы прошли по довольно просторной комнате. На стенах от потолка до пола висели написанные на полотне гербы, одни меньше, другие больше. На цветных гербовых щитах изображены были орлы, вороны, лисицы, львы, руки, держащие меч, крепостные башни. Настоящая выставка гербов.

— Не пугайтесь, это не только наши фамильные гербы. Мой отец увлекается геральдикой. Но он только любитель.

В помещении, оборудованном под студию, она разложила перед нами пейзажи, натюрморты и нарисованные углем головы. Все работы были выполнены не без мастерства. Но не обнаруживали и особого таланта. «Довольно прилично для дилетанта», — подумал я.

— А вот это — мои причуды. Да и то так, чисто любительские. — Она смотрела на нас, ждала наших отзывов.

Геза рассматривал полотна сосредоточенно, весь поглощенный их созерцанием. Что-то бормотал себе под нос, словно оценивая их. Это делало его смешным.

— Вы учились у Руднаи [53] Руднаи, Дюла (1878—1957) — видный венгерский художник, график, представитель критического реализма. Лауреат премии имени Кошута. ? — спросил я.

— Всего один год. Больше не разрешил мой жених. Но потом, правда, жениха не стало.

— Жаль.

— Жениха? — съязвила Шари.

— Об этом вам лучше знать. Что прекратили занятия.

Я сказал это не очень убедительно, но что-то надо же было сказать. От нее не ускользнула моя неуверенность.

— Ой, да вам, кажется, понравилось! Между прочим, последнее время я бываю в студии Пишты Вирагоша. Когда приезжаю в Пешт. Вы его знаете?

Геза все еще сосредоточенно разглядывал картины. Склонив голову набок, он смотрел на них, как наседка, завидевшая в небе ястреба.

— Как могло случиться, что мы ни разу не встретились?

Она пожала плечами.

— Пишта Вирагош намерен сделать из меня заправского абстракциониста, — сказала она смеясь. — Я устрою тогда выставку для наших деревенских. Вот уж тогда наверняка сочтут меня сумасшедшей. — Она обратилась к Гезе: — Ну-с, маэстро?

— Да… определенно… оп-ре-де-ленно… в них есть какая-то изюминка… Особенно вот в этой… вот! — показал он на один из пейзажей.

— Кстати, с маэстро я познакомилась именно там. Видно, деревня наша слишком велика. «Барский дворец и лачуга бедняка…» — с комическим пафосом продекламировала она. Но я заметил, что нечленораздельная похвала Гезы доставила ей удовольствие. — А ведь мы вроде как бы родственники. Не правда ли, маэстро?

Об этом родстве я уже кое-что слышал.

Тесть Шандора, Михай Юхош, был сводным братом Бени Вёльдеши и отца Шари. Дед, отец Бени и ее отца, соблазнил одну батрачку, Илонку Юхош; в результате родился Михай. Старый Вёльдеши не отказывался от отцовства и даже не считал нужным скрывать его. Он записал на имя своего незаконнорожденного сына тридцать хольдов земли. Михай считался крестьянином, однако стал самым зажиточным хозяином в селе. Красивый, статный, высокого роста. Олицетворение обновленной крови. Один раз в год — в день рождения — ему разрешалось приходить в замок. Его принимал сам старик, расспрашивал о его планах, давал советы. После смерти старого Вёльдеши эту традицию сохранила «барыня-хозяйка». Рассказывают, будто старик, умирая, взял с нее такое обещание. Правда, к тому времени Михай Юхош мог уже сам давать советы господам.