Абрам Каган - Преступление и совесть

— О Бейлисе я слышал. Он ведь сидит в тюрьме. Так почему дерутся теперь?

— А я знаю? Говорят, что Чеберячка натравливает своих молодчиков. Ну вот, я уже и привез вас, барин, обратно на Межигорскую.

— Большое спасибо. Высадите меня здесь. Как раз сюда мне и нужно.

Возница придержал коня. Пассажир достал из кармана монету, подал вознице и слез с саней… Когда он уже шел, вдогонку ему послышался голос возницы:

— Осторожно, барин… Здесь больно много собак, да еще какие собаки!

Вскоре приезжий постучал в дверь одноэтажного домика.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Откройте, свой. Не бойтесь.

— А кто же это? — снова повторил голос.

— Здесь продается сено?

Из-за стола поднялся Петр Костенко и подмигнул жене:

— Это ко мне, не пугайся, — и направился к двери.

— Сколько вам нужно сена?

— Один снопик.

Костенко открыл дверь и увидел человека среднего роста, которого сразу же узнал.

— Григорий Иванович, ждем вас уже три дня.

— Раньше не мог прибыть.

— Раздевайтесь, Григорий Иванович, — обрадованно сказал Костенко и лишь теперь подал ему руку. — Это наш депутат Петровский, — сообщил он жене. — Лиза, чего смотришь так удивленно? Познакомитесь, Григорий Иванович, с моей женой. Она у меня сельская.

— В Киеве проживает и все еще сельская? — усмехнулся Петровский.

— Тоскует по дому, по полю и лесу.

— Мне кажется, что Киев достаточно зеленый город, совсем не то, что донецкие шахты, — заметил гость.

Костенко пододвинул стул и усадил гостя.

— Мне непонятно, Григорий Иванович: вы ведь депутат Думы, так зачем такая конспирация?

— Ай-ай, Костенко, вам ли не понимать этого! Лучше конспирация, чем хвост молодчиков и шпионов. Так что нет и не было здесь Петровского, — оглядывая комнату, спокойно сказал Петровский.

— Вы рассматриваете мое жилье, Григорий Иванович. Я им доволен. Мои друзья по заводу живут в худших условиях. В таком большом городе это еще подходящее жилье.

— Огородик при домике — тоже что-нибудь да значит. Несколько вишневых деревьев напоминают мне мой сельский дом, — несмело добавила Лиза.

— Я с моей Домной Федотовной проживал при Щербиновском руднике в гораздо худшем жилье. Было бы здоровье и возможность увильнуть от полиции. Работать и находиться на воле среди рабочих — счастье, — отозвался Петровский.

Через некоторое время, когда Петровский сидел уже за ужином, Костенко осторожно спросил:

— Вы сейчас прибыли из Петербурга?

Гость удивленно посмотрел на Костенко:

— Разве вы не знаете, что мы, группа социал-демократов большевиков и депутатов большевиков из социал-демократической фракции в Думе, были в Кракове у Ленина?

— У нас в Киеве говорили, что это должно произойти в феврале.

— О феврале нарочно был разговор, для конспирации.

— Понял, Григорий Иванович.

— Если понял — хорошо. А теперь, если позволите, я прилягу отдохнуть, а завтра…

— Завтра мы созовем своих.

— И я вам все расскажу… — продолжал Петровский.

Супруга Костенко приготовила постель и о чем-то шушукалась с мужем. Петровский это заметил и догадался, что речь идет о нем.

— Не стесняйте себя, дорогие мои хозяева. — Гость заметил, что Костенко снял со своей постели одеяло и перенес его Петровскому.

— Нет, нет, этого я не допущу… Обойдусь своим пальто. Днем оно мне служит как пальто, а ночью совсем неплохо служит одеялом. Оно длинное, широкое. Поверьте, намного теплее одеяла. Купил его в Кракове. — Гость извлек из кармана жилета расческу и, расчесывая бородку, улыбаясь продолжил: — Этот костюм помогла мне выбрать Надежда Константиновна. Сидит — словно на меня сшит.

— Кто это — Надежда Константиновна? — спросила Лиза.

— Надежда Константиновна — друг и жена Ленина. И самая активная революционерка, — пояснил Костенко. — Правильно я сказал, Григорий Иванович?

— Правильно, правильно. Слышали бы вы, как Надежда Константиновна обучала нас, как нужно воспитывать флегматичных товарищей, как заставить их быть активнее, а горячие головы более спокойными и организованными. О, Надежда Константиновна очень образованная и преданная делу революционерка.

— А Ленин? Расскажите поподробнее о Ленине, — подхватил Костенко.

— Ленин? — восторженными глазами посмотрел Петровский на киевского рабочего. — Мы все удивлялись, восхищались его осведомленностью: живет в Кракове, вдали от России и от Петербурга, а о некоторых событиях гораздо более осведомлен, чем мы, рабочие-депутаты, в Петербурге. Он спросил у меня, как у вас в Киеве живут рабочие, а я не знал, что ему рассказывать. И есть ли какие-нибудь новости по делу Бейлиса? К нам в Петербург доходят разные слухи. Но мы не можем похвастаться такой информацией, какую получает Ленин. Владимиру Ильичу известны, например, многие подробности в связи с запросами депутатов в Государственной думе по делу об убийстве Андрея Ющинского. Однако же, мои гостеприимные хозяева, не пора ли спать?