Абрам Каган - Преступление и совесть

— Нет, господин следователь. Непонятно.

— Так вот, Бейлис. Я сейчас позову конвоира, который отведет вас в камеру. Пойдите отдохните и хорошенько подумайте о том, что я вам сказал. Тогда поймете, что моя совесть чиста перед вами.

Растревоженный странной речью следователя, Бейлис вернулся в камеру. Спать ему не хотелось. Он старался продумать, хорошенько продумать то, о чем сегодня говорил следователь, на что намекал. Да, следователь Фененко, у которого, кажется, глаза честные, в последнее время здорово изменился, это уже не тот Фененко, каким был в начале следствия… «Бейлис, пойдите в камеру и хорошенько подумайте… Расскажите всю правду, как тащили Ющинского к пещере…» Те слова мучительно врезались в память и жгли душу.

Что же теперь стряслось с ним? Он говорит, будто ему тяжелее… Кто же ему поверит? «Пойдите отдохните, Бейлис», — все еще звучало в ушах.

Вот он, Бейлис, будет долго лежать с открытыми глазами на тюремной койке и будет думать, передумывать… Авось что-нибудь для него и прояснится.

Неожиданно Бейлиса перевели в общую камеру, где находились другие арестанты. Судьба свела его с людьми, с какими Бейлису никогда в жизни не приходилось даже рядом стоять, не то что словом перекинуться. Кого здесь только не было! Профессиональные воры, хулиганы, пьяницы, шантажисты, жулики, аферисты, подонки домов терпимости и воровских притонов. И все эти типы с удовольствием разглядывали незадачливого еврея, солидного служащего кирпичного завода Зайцева, тихого, мирного Менделя Бейлиса, и недоумевали: как попал сюда этот «зеленый» человек, совсем неподходящий для их компании?

Некоторые добродушно похлопывали Бейлиса по плечу. «Ничего, вскоре покинешь нашу веселую братию», — говорили они. Другие, подлые душонки, лелеяли мысль обокрасть Бейлиса (ведь все евреи богаты, думали они, что-нибудь ценное да есть у него, даже в тюрьме). А иные хотели просто при нем поживиться: родственники безусловно принесут Менделю вкусную, жирную колбаску, курочек…

Больше всех соседей по камере льнул к Бейлису один арестант с низким лбом и маленькими бегающими глазками — Иван Козаченко.

Молодой паренек — очевидно, совсем еще неопытный, попавшийся за какой-то нелепый проступок, но успевший уже разобраться в каждом из соседей по камере — не раз шептал Бейлису:

— Берегись его, мил человек, — и кивал в сторону Козаченко, — он легавый, может продать. Вот помяни мое слово…

«Легавый так легавый, — думал Бейлис, — мне-то чего бояться? Чем он может мне навредить?»

Козаченко, вероятно, сегодня или завтра выйдет из тюрьмы — так он сам говорит, и все в камере об этом знают. Его должны судить за уголовное преступление, но он крепко верит в освобождение. Бейлису очень хотелось бы передать с ним письмо жене. Как дорога одна только мысль об этом! Душа болит, когда он представляет себе, как Эстер получит его письмецо из тюрьмы. А этот пройдоха обещает добиться у тюремного начальства, что и ответ жены будет передан Бейлису. Он может не беспокоиться — у Козаченко свои люди в тюрьме, и они передадут письмо Бейлису, дело верное. И все это Козаченко обеспечит без всякой мзды, ничего ему не нужно в награду. Он видит, что Бейлис порядочный человек, и все здесь понимают, что сидит он ни за что ни про что. Но Бейлис не хочет услуги даром, он отблагодарит его, хорошо отблагодарит. Не он, конечно, а жена его там, на воле.

Козаченко отправился в суд и в тот же день вернулся обратно, в настроении весьма радужном. Так и есть: он оправдан. Принес даже четвертинку водки, чтобы выпить с соседями по камере на радостях. Каким образом он пронес четвертинку, обманув надзирателей? Козаченко все умеет, он знает все ходы и выходы. Да что говорить: не зря же болтают, что он и в полиции свой. Говорят, будто прежде служил в полиции, а нынче вроде тайного агента…

Но почему Бейлис должен бояться полицейского агента — тайного или нетайного, что ему до этого? Главное, что он берется вынести письмо и к тому же обеспечить, чтобы тюремный надзиратель передал ответ от жены. Бог ты мой! Как был бы счастлив арестант Бейлис!..

Козаченко уже собирает свои манатки и прощается с дружками по камере, которые сожалеют, что он не смог пронести больше одной четвертинки. Здесь каждый глоток или кусок куда слаще, чем на воле. Даже крохотная порция, пронесенная под полой, и то чудо…

— Чудес не бывает! — подмигивает Бейлису молодой, неопытный паренек. — Я ведь говорил вам, что Козаченко в тюрьме свой человек. Он из таких арестантов, которых используют при любых случаях. Такими бывают бывшие полицейские, дворники и вообще все те, кто может доносить на своих товарищей… Это наседки; их специально подсаживают в камеру к арестантам, у которых нужно что-то выведать… Тюремная администрация не сажает их вместе с такими, которых они в свое время предали, — обязательно прикончат! Доносчиков оберегают, они всегда в цене…