Курбан Саид - Али и Нино [litres]

Позже мы возлежали рядом, глядя на большое зеркало над головой.

– Платье испорчено, – произнесла Нино так, словно признавалась, что очень счастлива. – Она положила голову мне на колени и стала мыслить вслух: – Интересно, что бы сказала майорша, увидев нас сейчас. Она бы сказала: «А что, Али-хан не знает, для чего существуют кровати?»

Она поднялась и пнула меня своей маленькой ногой по коленке:

– Не изволит ли уважаемый атташе раздеться и занять свое место на брачном ложе, как это принято в дипломатическом мире? Кто-нибудь видел атташе, валяющихся на коврах?

С сонным ворчанием я поднялся, разделся и лег рядом с Нино.

Дни сменялись неделями, мы все еще принимали гостей, потчуя их виски и выслушивая дифирамбы в адрес нашего дома. Грузинское гостеприимство Нино расцвело пышным цветом. Она танцевала с молодыми лейтенантами, обсуждала подагру с пожилыми майорами и рассказывала англичанкам о временах царицы Тамары. Те были уверены, что царица правила и в Азербайджане. Я проводил дни в своем большом кабинете в министерстве, читая отчеты наших дипломатов и любуясь видом на море. По вечерам приходила Нино, полная веселья и беспечного очарования, и вела себя как подобает жене. Она вдруг, на удивление всем, подружилась с министром иностранных дел Асадуллой. Угощала его, когда он заходил к нам, и делилась советами по поводу этикета в европейском обществе. Иногда я натыкался на них, таинственно шепчущихся в каком-нибудь укромном углу дома.

– Что вы там замышляете с Мирзой? – спросил я.

Она улыбнулась и заявила, что хочет стать первой женщиной, заведующей протокольным отделом Министерства иностранных дел.

На столе накапливались кипы писем, отчетов и дипломатических нот. Молодое государство строилось быстрыми темпами, а мне нравилось разворачивать письма и бланки с нашим гербом.

Однажды прямо перед обедом курьер доставил мне газеты. Я открыл правительственную газету и прочитал на третьей странице свое имя: «Атташе Министерства иностранных дел Али-хан Ширваншир направлен в наше консульство в Париже». Прочитав длинную статью, по всей видимости состряпанную Арслан-агой, восхвалявшим мои выдающиеся способности, я бросился через двери между внутренними помещениями в кабинет министра.

– Мирза Асадулла, что происходит? – спросил я, ворвавшись к нему в кабинет.

Он улыбнулся:

– Мы решили сделать для вас сюрприз, мой друг. И потом, я обещал вашей жене. Вы с Нино – самая подходящая пара для нашего консульства в Париже.

Я в гневе бросил газету на пол.

– Мирза, – стал кричать я, – в этой стране нет такого закона, который заставил бы меня покинуть родину на долгие годы!

Он, потрясенный, уставился на меня:

– В чем дело, Али-хан? Многие в нашем министерстве были бы просто счастливы получить назначение за границу. А вы подходите, как никто другой, на эту должность.

– Но я не хочу уезжать в Париж, а если вы станете настаивать, я подам в отставку. Мне ненавистен этот западный мир со странными дорогами, народами и обычаями. Но думаю, вы не поймете меня.

– Я на самом деле не понимаю вас, – вежливо ответил он, – но, если вы настаиваете, можете оставаться здесь.

Я отправился домой и, весь запыхавшийся, взбежал по ступенькам.

– Нино, – выпалил я, – я не могу принять это назначение.

Но моя Нино поменялась в лице, а руки стали дрожать.

– Но почему, Али-хан?

– Нино, пойми меня, пожалуйста. По той простой причине, что я люблю эту плоскую крышу над головой, эту степь и море. Я люблю этот город, крепостную стену и мечети в узких переулках. За пределами Востока я буду как рыба, выброшенная на берег.

Она прикрыла на минуту глаза.

– Очень жаль, – произнесла она грустным и несчастным голосом, растрогав меня до глубины души.

Я присел и взял ее за руку:

– Послушай, в Париже я буду так же несчастлив, как и ты в Иране. На этот раз уязвимым стану я, оказавшись в чужом окружении. Помнишь, как ты себя чувствовала в Шамиране. Жизнь в Европе для меня так же невозможна, как это было для тебя в Азии. Давай останемся в Баку, который находится на стыке Азии и Европы. Я не могу отправиться в Париж, где нет мечетей, крепостной стены и Сеида Мустафы. Чтобы смириться с наплывом всех этих иностранцев, мне нужно иногда дышать воздухом Азии. Я возненавижу тебя в Париже так же, как ты ненавидела меня после мухаррама. Это случится, естественно, не сразу. Но однажды после какого-нибудь карнавала или бала я вдруг начну ненавидеть тебя в том чужом мире, который ты пытаешься навязать мне. Вот почему я хочу остаться здесь во что бы то ни стало. Я родился в этой стране, здесь и умру.