– Вы действительно думаете, что Англия так благоволит к нам из-за культуры, а не из-за нефти? – обратился он к сидящим.
– Так, и культура, и нефть – светочи мира и посему нуждаются в защите, – равнодушно произнес дядя. – Мы ни в коем случае не можем стать солдатами.
– Почему же? – спросил на этот раз я. – Я сам, например, сражался за свой народ и впредь мог бы сражаться.
Ассад-ас-Салтане неодобрительно посмотрел на меня, а шахзаде поставил на стол чашу.
– Я не знал, что среди Ширванширов есть солдаты, – высокомерно произнес он.
– Ваше высочество! Он был офицером.
– Это не имеет никакого значения, Ассад-ас-Салтане… Офицер, – насмешливо произнес шахзаде, выпятив губы.
Я молчал. Я совсем забыл, что в глазах благородного иранца быть солдатом означало принадлежать к низшему классу. Только кузен Бахрам-хан Ширваншир был на моей стороне. Да и то по молодости лет. Сидящий рядом с шахзаде и награжденный множеством орденов Мушир-ад Довле стал подробно объяснять ему, что Иран находится под особым покровительством Аллаха и не нуждается в бряцании оружием перед всем миром. К тому же в прошлом сыны Ирана уже доказали свою отвагу.
– В сокровищнице шаха, – закончил он, – стоит глобус, отлитый из золота, на котором каждая страна выложена различными драгоценными камнями. Лишь территория Ирана выложена самыми прозрачными и сверкающими бриллиантами. Это не просто символ. Это Истина.
Я вспомнил всех иностранных солдат, размещенных в стране, и полицейских в лохмотьях, которые встречали нас в порту Энзели. Это и была Азия, складывающая свое оружие под натиском Европы и опасающаяся стать европейской. Шахзаде презирал солдат, несмотря на то что сам был потомком шаха, при котором мой прадед завоевал Тифлис. В те дни Иран знал, как управлять оружием, не теряя при этом лица. Но со временем он ослаб, как в эпоху управления Сефевидами. Шахзаде предпочитал поэмы пулеметам, может, и потому, что разбирался лучше в поэмах, чем в пулеметах. Он был одного возраста с моим дядей. Иран умирал, но умирал грациозно. Мне вдруг вспомнились строки Омара Хайяма:
День и ночь – как шахматы судьбы,
А фигуры – мы – фатальности рабы.
Поиграв, нас по местам разложат,
Не заметив мелочной борьбы…
Я, сам того не сознавая, прочел эти строки вслух. Выражение лица шахзаде смягчилось.
– Вижу, вы – образованный человек и, наверное, стали солдатом лишь по чистой случайности, – произнес он снисходительно. – Вот скажите, если бы у вас был выбор, вы бы действительно решили стать солдатом?
– Ваше высочество спрашивает, какой выбор я сделал бы, – сказал я, поклонившись. – Я бы предпочел рубиновые губы, звуки музыки, мудрый совет и красное вино.
Знаменитые строки Дагиги вернули мне благосклонность присутствующих. Даже мулла с ввалившимися щеками любезно улыбнулся.
В полночь мы вошли в столовую. На коврах была расстелена огромная скатерть. Посредине стояла большая бронзовая чаша, наполненная пловом. А вокруг лежали плоские лаваши и многочисленные чаши разных размеров – пустые или наполненные всевозможными яствами. Слуги, неподвижно стоявшие по углам, держали в руках фонари, проливающие мягкий свет. Мы расселись и, после того как мулла произнес молитву, приступили к трапезе – каждый в своей любимой последовательности. Согласно обычаям, мы ели быстро, ибо еда – единственное занятие, при котором иранцу следует спешить. Рядом со мной сидел кузен Бахрам-хан.
– Тебе нравится Иран? – обратился он ко мне через некоторое время с любопытством в голосе.
– Да, очень.
– Как долго ты пробудешь здесь?
– До тех пор, пока в Баку не войдут турки.
– Завидую тебе, Али-хан, – восхищенно произнес он. Затем свернул лаваш и заполнил его рисом. – Ты управлял пулеметом и видел залитые слезами лица врагов. Меч Ирана же заржавел. Мы восторгаемся поэмами Фирдоуси, написанными четыреста лет тому назад, легко можем отличить Дагиги от Рудаки. И в то же время не знаем, как построить автомобильную дорогу или как сформировать полк.
– Автомобильные дороги, – произнес я, вспомнив дынные поля на залитой лунным светом мардакянской дороге. Как хорошо, что азиаты не умели строить эти дороги. Обладай они нужными навыками, карабахский гнедой ни за что бы на свете не догнал европейский автомобиль. – Для чего вам автомобильные дороги, Бахрам-хан?
– Для перевозки солдат в грузовиках, даже если наши государственные деятели утверждают, что мы не нуждаемся в них. Это не так! Нам нужны пулеметы, школы, больницы, четко действующие системы налогообложения, новые законы и такие, как ты, мужчины. Стихотворения – самое последнее, что нам нужно. Иран распадается на части, а аксакалы проводят вечера за чтением поэм. Но сейчас появились и другие газели: ты знаком со стихами Ашрафа из Гилана?
Читать дальше