Владислав Романов - Смерть во спасение

— Отец доверял тебе, Ахмат, и отмечал твой дар, но у каждого из нас свои звездочёты и оракулы, ты это знаешь. И ныне же твоя голова слетела бы с плеч, однако мой племянник Батый хотел бы переговорить с тобой...

Угедей бросил взгляд на слугу, тот прошёл в другую юрту, и оттуда вскоре вышел десятилетний мальчик в нарядной расшитой монгольскими узорами рубашке и в жёлтых сапожках. Крепкий, коренастый, с. большой головой и круглым лицом, он важно прошествовал за слугой, поклонился великому хану и обратил свой хмурый взор на бухарского оракула.

— Мне дед рассказывал, что ты русичей знаешь? — тотчас спросил Батый.

Ахмат русичей не знал и на византийцев вышел случайно, поэтому вопрос внука Темучина застал его врасплох. Но прорицатель мгновенно сообразил и другое: судьба давала ему редкий шанс выжить, и грешно было им не воспользоваться.

— Да, знаю, — уверенно ответил оракул.

Батый посмотрел на дядю, и тот прикрыл веки в знак согласия.

— Будешь служить мне! — проговорил племянник великого хана. — Через десять лет мы обязательно пойдём войной на Русь. К этому времени я должен знать, сколько у них княжеств, кто великий князь, какое войско, как обучено, чем вооружено и сколько я могу собирать дани. Будешь рассказывать мне всё о русичах. Я должен подготовить своё войско и покорить этот лесной народишко за полгода, верно, дядя?

Угедей кивнул головой.

— Начнёшь рассказывать о русичах прямо с завтрашнего вечера. Вместо этих глупых сказок про богатырей, сражающихся против драконов! — нарочито громко рассмеялся Батый.

Он вёл себя так, словно ему, а не Угедею Темучин завещал своё ханство. У Ахмата снова заныли шейные мышцы. Этот мальчишка далеко не глуп и сразу раскусит, что оракул ничего не знает о неведомых русичах, и прикажет отрубить ему голову.

— А правда, что наложница, которую положили вместе с дедом, была дочерью хорезмшаха Мухаммеда? — неожиданно спросил Батый, заставив удивиться даже Угедея.

Ахмат взглянул на великого хана, и тот милостиво разрешил ему ответить.

— Да, это так, — ответил оракул.

— Мне она понравилась, — чуть смутившись, вымолвил мальчик. — Я бы тоже такую взял для себя!

— Тебе ещё рано об этом думать, — заметил Угедей.

— Начинать жить никогда не рано, говорил дед, а мне надоело быть отроком! — насупившись, грозно проговорил Батый. — А потому, Ахмат, с завтрашнего дня и начнём готовиться к будущему походу.

И он, не взглянув на оракула, ушёл в соседнюю юрту. Узкие щёлки глаз Угедея холодно блеснули.

— Можешь жить в своей юрте, — обронил он.

Прорицатель поклонился и вышел. Заметала позёмка. До следующего вечера он выторговал себе у судьбы частичку бытия. Мог ощутить прикосновение снежинок и зимнего суховея, увидеть бескрайнюю степь, укрытую белым покрывалом. А завтра лишь Высший судия ведает, что с ним приключится.

Он вернулся в юрту, разжёг огонь, съел засохший кусок лепёшки, размочив его в воде. Отблеск пляшущего огня выхватил зелёную шёлковую рубашку Лейлы, и сердце оракула сжалось. Он вспомнил принцессу, её гибкое прохладное тело, сладость которого он так и не вкусил, и слёзы выступили у него глазах.

Всё закрутилось от нового безумства Ярослава. Он вдруг решил, что Псков, младший брат Новгорода, давно жаждет попасть под его княжескую руку. Набрав подарков, он поехал к псковитянам, видя себя уже обласканным, в княжеском кресле, но псковитяне, наслышанные о его непостоянстве и диком нраве, отказались их принимать и даже вести переговоры о воцарении Всеволодовича в своём граде. Тот разгневанный вернулся несолоно хлебавши, созвал новгородцев на вече, объявив всем, что его достоинство посрамлено, и он обязан отомстить, а потому требует спешно собирать дружину, дабы наказать строптивых псковитян, а сам в тот же день отправился за своими переяславцами.

Но из этой затеи ничего не вышло: новгородцы идти на псковичей отказались, а последние, едва князь подошёл к городу, готовы были стоять насмерть. Обозлённый Ярослав, покрутившись в чистом поле, не отважился с малой переяславской дружиной штурмовать хорошо укреплённую крепость и откатился назад, перекрыв строптивым младшим братьям все торговые пути. Но и на это терпения хватило ненадолго. Оставив сыновей княжить в Новгороде, он опять уехал в Переяславль, дабы начать поход против мордовского правителя Пургаса.

Рассказы о несметных богатствах царя приволжских дикарей — пушнина, золото, кони, самоцветы — сделали своё дело: гордый Псков и самодовольный Новгород были тотчас забыты. Выступили через день, через два дня и две ночи переяславцы и несколько знамён, посланных братом Георгием, оказались на берегу Волги, а ещё через неделю дружина вышла на всхолмье, внизу которого простиралась огромная долина. Обилие шатров, сопровождаемых огоньками сторожевых костров, рисовало привольную картину мордовского царства. Ярослав приказал дружинникам взять в кольцо долину, и, когда взошло солнце, рассеяв приречный туман, изумлённые мордвины увидели несметную рать, взирающую на них со всех холмов. На самом же деле дружинники выстроились лишь в одну цепь, воткнув позади себя значки, копья и знамёна, что создавало ощущение вторых и третьих шеренг.