Владислав Романов - Смерть во спасение

Но теперь великого хана нет, он пообещал им свободу, и всё могло бы свершиться. Но радости в душе не прибавилось. Оракул боялся даже на мгновение заглянуть в своё и Лейлино будущее, ибо кожей чувствовал: Темучин не отпустит их никогда. Он не имел великодушия в юности, не ведал его при жизни. Ему ли стать таковым после смерти?

— О чём ты думаешь? — тихо спросила Лейла.

— О тебе.

— Правда?

Он кивнул. Она прижалась к нему, обхватила за спину, обожгла горячими губами плечо.

— Значит, ты согласен?

Ахмат чувствовал, что не стоит соглашаться, ни к чему хорошему их сближение не приведёт, они не рождены друг для друга, хотя когда-то, веков восемь назад, их судьбы столь же трагически пересекались, это видно, да они и внешне похожи, как брат с сестрой. Даже Темучин поразился этому сходству. Но неожиданно для самого себя оракул проговорил:

— Да.

Лейла шумно выдохнула. Огонёк костра вдруг потух. Она нашла его шею, щёки, рот, осыпала поцелуями, каждый из которых был подобен горящему угольку, он обжигал с такой силой, что Ахмат, не выдержав, застонал. Принцесса сбросила с себя грубую рубашку из овчинной шерсти, которую надевала для тепла, а потом и тонкую, шёлковую, оставшись без всего, бросилась ему на шею, повалила на кошму. Он не сопротивлялся.

— Мы теперь будем вместе! — радостно прошептала она.

Чёрные глаза её сияли таким ярким огнём, что казалось, наступил день.

— Я никогда тебя не разлюблю, никогда не оставлю и после смерти буду любить так же сильно, как сейчас! Как же я тебя люблю! — простонала она. — Мне кажется, что сердце моё сейчас разорвётся от счастья. Послушай!

Она приложила к его лицу свою маленькую грудь, и он услышал, как громко колотится её сердце.

— Мне даже больно немного...

Она стала раздевать его, и через мгновение Ахмат смог ощутить нежную прохладу её тела. Он закрыл глаза, коснулся губами её упругого соска. Несмотря на удушливые запахи юрты, кожа Лейлы сохранила свой особый аромат, горьковатый, но приятный, напоминавший дух степных трав.

— Я буду твоей навсегда, слышишь, — страстно шептала Лейла. — О, как я люблю тебя!..

И вдруг точно молния разорвала мрак юрты. Оракул увидел на пороге одноглазого Улая. В руках палач держал фарфоровую пиалу с ядом. Оракул открыл глаза, повернул голову и оцепенел: внутреннее зрение его не подвело.

Лейла обернулась не сразу, не сразу ощутила, как застыло, одеревенело его тело, а, увидев палача, в ужасе отпрянула в сторону, схватила одежду, прикрыла ею наготу.

Улай не умел рассуждать, не имел собственных пристрастий, и увиденное никак на него не повлияло.

Угедей сам не ожидал от своей жены столь бурной вспышки страсти. Он был обижен на отца, но, если б жена приняла его ласки, Угедей взял бы другую, только и всего. Туракине ведала об этом и лишаться звания великой ханши не хотела. Наследник быстро придумал, как отвести подозрения от своей жены: Лейла убила хана, а потом приняла яд. Дочь хорезмшаха была обречена. Ещё раньше Темучин велел похоронить себя вместе с любимой лошадью и последней наложницей, чтоб она в Поднебесной ухаживала за ним. А чтоб она не потеряла красоты лица и стана, был заранее приготовлен яд, который Лейла должна была выпить сразу после того, как правитель испустит последний выдох. С этим и явился Улай.

Всё остальное палача не занимало. Он и без того мучился, размышляя, как, не пролив ни капли, влить содержимое пиалы в рот наложницы. Вот уже две недели, как только Темучин перестал вставать, он пытался разрешить эту трудную загадку. Предложить принцессе выпить самой? Но она может заупрямиться, а хуже того, выплеснуть драгоценную жидкость. Тогда Темучин вернётся с того света и отрубит ему голову. Влить силой тоже нелегко. Бабы подобны диким кошкам, совладать с которыми порой невозможно. А убивать нельзя. Вот как тут быть?..

Потому, войдя в юрту и наблюдая, как Лейла в страхе отпрыгнула в сторону, Улай помрачнел. Сбывались его наихудшие предположения: сейчас она будет метаться по юрте, как лисица, поймать которую, держа в руке пиалу с ядом, невозможно. Палач стоял у входа и молчал. Не приученный размышлять, он не знал, какой найти выход и что ему предпринять.

Молчание затянулось.

— Надо выпить, — не выдержав и показав на пиалу, промычал он.

— Нет! Темучин обещал нам свободу! — выкрикнула Лейла. — Он дал слово. А слово великого хана — закон.

— Надо выпить, — чувствуя, как страх расползается по телу, повторил Улай.

— Нет! — ещё яростнее выкрикнула она.