— Повелеваем! — Каган-беки в упор смотрел на Амурат-хана. — Повелеваем насыпать вал позади стены!
Тот хотел было возразить что-то, но промолчал, поклонился и поспешил вниз исполнять повеление…
За необычным огненным штурмом крепости с интересом наблюдали патрикий Михаил и царевич Василий.
— Скажи, — вопрошал царский отпрыск, — неужели князь россов намеревается таким способом сокрушить камень? Ведь это не дерево!
— Сфендослав — смышленый варвар! Если он задумал именно так брать твердыню, простоявшую сто тридцать лет, то он ее возьмет. Можешь не сомневаться.
— Если это случится, я перед всеми поклянусь, что Сфендослав — самый искусный полководец в наше время! — воскликнул пылкий отрок.
— А потому и самый опасный враг Романии, — мрачно добавил Михаил.
— Но ведь он не воюет с нами!
— Пока не воюет. Но как только он сокрушит царство хагана, силы россов утроятся, а самомнение царя варваров вознесется под небеса. В какую сторону повернет свой меч такой воитель? У него только два пути: в Болгарию или Романию! Нам нежелателен ни тот, ни другой его шаг.
— Но Болгария и наш враг тоже! Пусть варвары дерутся друг с другом. Когда они в кровавой борьбе ослабнут оба, мы захватим земли и того и другого!
— Значит: «Разделяй и властвуй!» Ты хорошо усвоил завет македонского царя Филиппа! [95] Филипп (359–336 гг. до н. э.) — царь Македонии, отец Александра Македонского.
Хвалю! Однако посмотри, — патрикий кивнул в сторону реки, — с лодки только что сошел и, кажется, к нам идет человек. Вон тот, высокий, видишь?
— Который? Тот, что горбится?
— Да! Этот человек мне знаком. Это купец из Синопа. Его зовут Лорикат.
— Так пригласи его к нам! — нетерпеливо воскликнул царевич.
— Тише! Нельзя. Если он посчитает необходимым, то сам подойдет к нам.
— Что значит, пожелает? — покраснел от обиды Василий. — Кто он такой, чтобы желать? Ты сам сказал, Лорикат — простой купец.
— Прошу тебя, не выражай свое возмущение так громко. Мы все-таки не в Константинополе. Сотни глаз следят за нами. А Лорикат, — он понизил голос до шепота, — не просто купец, а…
После побега греческого воина из свиты византийского посла Святослав ограничил свободу Михаилу и его окружению. Охрана из десятка гридей всюду сопровождала их.
— Ты взял нас под стражу, царь Скифии?! — возмутился было патрикий.
— Ты что, посол? — рассмеялся князь. — Разве я посмел бы и промыслить о том? У нас, на Руси, положено: доброму гостю — добрый почет! Гриди сии почет тебе перед народом кажут, болярин ромейский. Гордись!
Патрикий прекрасно понял, что это за «почет», однако спорить не стал, смирился. Да и опасно было спорить: Святослав мог обвинить его в пособничестве хазарам, и если не казнить тут же, то высказать свое возмущение императору. А Никифор Фока тоже долго раздумывать не любит, когда дело касается его интересов. В открытую ссориться с руссами, особенно сейчас, когда войска заняты борьбой с арабами, властитель Византии не станет…
Здесь, в боевом стане руссов, говорить вслух о сокровенном греки остерегались. Сановник царя Никифора быстро сообразил: стражники, приставленные к ним, отлично знают греческий язык.
Опытным умом полководца Михаил оценивал боевую деятельность Святослава. Скоротечный разгром основной хазарской орды изумил его. Патрикий полагал, что бой с превосходящими силами кочевников сложится иначе. Теперь греки наблюдали за огненной атакой несокрушимых ранее стен грозной твердыни.
— Необычный штурм этот завершится блестящей победой россов, — говорил сановник царевичу. — Видишь, хазары из-за огня и дыма вынуждены оставить без защиты весь восточный угол города. А вон и катапульты подплывают. Мудро. Раз… три… пять метательных машин в четверти стадия [96] Стадий (греч.) — мера длины; около 200 метров.
от башни. А хазары бессильны осыпать их стрелами. Учись, царевич!
Вскоре катапульты приступили к делу. Первый же снаряд перелетел через верх стены и, видимо, не пропал даром: в густо населенной крепости раздался многоголосый вой… И с этого момента машины не переставали работать. Через каждые четверть часа в стену сквозь огонь и дым летели тяжелые камни. Время от времени руссы меняли прицел и вместо отдельных глыб загружали чаши грудами камней помельче. Тогда убийственный град сыпался на город.
К полудню ловкие гребцы привели еще три катапульты. Эти только для того и предназначались, чтобы беспокоить защитников Саркела. День и ночь без перерыва все восемь метательных машин сокрушали башни и стены хазарской твердыни, засыпали крепость камнями и горшками с горючей смесью из нефти, смолы и селитры. В городе вспыхнул пожар.
Читать дальше