Тарас Рыбас - Красный снег

— Пожалейте, люди добрые! — заревел Пашка.

Люди ахнули, услышав этот оскорбительный для них, жалкий рев.

— Уведи его к черту с глаз! В нужнике пускай прячется! А в шахту не пускай! Шахту перепачкает!

Брезгливо сплюнув, Вишняков отвернулся.

Пашка поднялся на ноги и, не веря в то, что в него не собираются стрелять, шатающейся походкой пошел прочь.

«Убить можно и иначе, не пулей, — оправдывал свое решение Вишняков. — Гляди, Сутолов, приглядывайся…»

— Давай поторапливайся! — крикнул Вишняков, словно и не было задержки с Пашкой.

Точно в десять утра тишину разорвал пушечный выстрел. Снаряд угодил в террикон. Дымные, горячие камни поднялись и полетели веером в разные стороны.

Орудийные снаряды стали разрываться каждые десять — пятнадцать минут.

— Неповоротлива прислуга, — заметил Вишняков.

Вреда от снарядов было мало: они падали или на пустырях, или, с недолетом, в степи. Вишняков до рези в глазах вглядывался в мутный воздух туманного дня, ожидая атаки, которая должна последовать за артиллерийской подготовкой. По всему было видно — у Черенкова что-то не ладилось. Он терял время, давая возможность подготовиться к встрече атакующих. Могло быть и другое: затеял обстрел Казаринки, а в атаку пошел со стороны Ново-Петровки на Косой шурф, чтоб ударить по поселку с другой стороны. Если так, то опять получалась какая-то путаница в его планах: зачем в таком случае было накапливаться в Сапетине? Не взбрело ли ему в голову напугать шахтеров обстрелом и этим заставить принять ультиматум?

К каменному бугорку, где расположил свой командный пункт Вишняков, подполз Фатех.

— Дом Трофима Земного людей надо отправлять, — зашептал он, захлебываясь частым дыханием.

— Пшеничному скажи — это рядом с Громками.

— Пшеничный — на Косой шурф. Там — бой…

«Вот оно что, — подумал о своем Вишняков, — Черенков побоялся атаковать Казаринку с фронта!» Возникала реальная возможность разгромить карательный отряд. Если бы Янош продержался до тех пор, пока на фланг выдвинется Сутолов с шахтерами и подойдет бронепоезд из Дебальцева, разгром Черенкова обеспечен. Не дрогнули бы военнопленные, сражались бы так, как наши. Черенков попрет на них, надеясь, что они побегут при виде казаков.

— Пшеничный, говоришь, направился к шурфу? — рассеянно спросил Вишняков, думая, что это тоже хорошо — помощь Яношу нужна.

— Да, да, Пшеничный — Косой шурф. А я другое говорю: у Трофима Земного Катерина — гайдамак охраняет.

— Кто сказал? — быстро спросил Вишняков.

— Сам видел… случайно видел…

Вишняков оглядел его внимательно. «Нет, одного посылать нельзя…» Вблизи показался Паргин.

— Давай сюда, живо! — позвал Вишняков. — Отправитесь с Фатехом к дому мастера за Громками — взять надо там одного…

Долго рассказывать некогда: у дома Трофима — один, на Косой шурф наступают сотни три казаков.

— Идите, времени не теряйте!

Черенков атаковал Косой шурф в десять утра. По Казаринке не очень часто била его батарея. А основная группа готовилась выйти к Косому шурфу, чтоб затем повернуть на Казаринку. Скрытно накопившись в роще, она внезапно выскочила оттуда и пошла плотной массой к шурфу. Казаки скакали, не вытаскивая шашек из ножен.

На случай их продвижения по дороге Янош выдвинул пулемет на высотку, с которой дорога просматривалась до самой рощи. Было условлено, что Милован-пулеметчик откроет прицельный огонь по первым рядам, а потом, когда казаки повернут и попытаются перегруппироваться для атаки развернутым строем, он переместится ко рву, прикрывающему территорию шурфа слева.

Милован вглядывался в рощу, откуда выходили казаки. С большого расстояния казалось, что они двигаются медленно. Передние уже скакали под гору во весь опор.

Туман то открывал, то закрывал их, не давая возможности посчитать количество скачущих.

— Един, два, три… — все же считал Милован, готовясь к той минуте, когда передние подскачут к кусту бузины, к линии прицела.

Он чувствовал себя спокойно, как будто перед его глазами начиналась не атака, а что-то простое и обычное, с чем он сталкивался каждый день.

— Пет, шест, седем… — продолжал он счет.

Сверху подул ветерок и погнал внизу волны тумана. Теперь можно было различить масть коней и наклоненные вперед туловища всадников. Милован считал:

— Осам, девет…

За спиной не только свои, с которыми прожиты долгие месяцы в бараке, но и еще что-то большее, затеянное русскими, шахта, поселок, Совет — удивительное открытие русских. Во имя того, чтобы все осталось, стоило продержаться на этой высоте.