Виктор Душнев - Потомок Святогора

— Князь, князь!.. — шептал кто-то. — Мы щас...

В одно мгновение ремни были перерезаны. Махмуд резко поднялся — голова пошла кругом.

— Бежим, князь! — услышал он сквозь шум дождя. — Бежим!..

Махмуд не понял своих освободителей, которые, прокричав несколько раз кукушкой, тут же скрылись в темноте, полагая, что пленник последует за ними. Но Махмуд не привык бегать от опасности, да и некуда ему было бежать.

Он подошёл к шатру Ахмата, столкнул лбами двух стоявших у дверей нукеров и тихо опустил бесчувственные тела на землю. Потом прислушался к разговору в шатре.

— Я думаю, пусть сгорит на костре! — Это Антип.

Другие предлагали колесование, кол, но ни один из этих способов казни не устраивал Ахмата.

— Отец мой слишком высоко вознёс дерзкого... кыпчака! — задумчиво промолвил он. — Слишком высоко — и Махмуд возомнил себя сыном достойного Темира. Но не бывать тому! За одну только жизнь моего любезного друга Хасара я должен отнять у него несколько жизней. Нет, не то вы говорите, не такую смерть предлагаете для Махмуда. Он заслуживает казни, от которой и дух Чингисхана содрогнётся в небесах. Я знаю, что должна быть такая, но не могу её придумать...

— А чево тут придумывать? — хмыкнул Рвач. — Когда ханом Золотой Орды был, царствие ему небесное, — перекрестился, — Менгу-Темир, казнили молодого рязанского князя Романа. Я был при том. Уффф! Какая казнь была-а!.. Всем казням казнь! Романа резали по суставам, кожу с головы снимали, аж глаза выскочили...

— Вот так и будем казнить Махмуда! — торжественно объявил Ахмат, и...

И в это время в юрту вошёл Махмуд. В каждой руке он держал по сабле, взятой у оглушённых нукеров.

— Рано казнить меня собрался, Ахмат, — усмехнулся Махмуд. — Я ещё, как видишь, свободен!

Рвач испуганно завизжал и кинулся в угол юрты, начал рвать её полы, пытаясь выбраться наружу. Кувыркнувшись с подушки, юркнул следом и Ахмат. На Махмуда набросились несколько нукеров, и началась короткая ожесточённая схватка.

Увы, после стольких испытаний Махмуд был уже не тот, силы оставляли тело. А ему пришлось сражаться почти с десятком татар и двумя русскими, Антипом и его слугой. Ловко орудуя саблями, Махмуд уложил троих татар, но в юрте было тесно. Антип изловчился и сзади ударил противника по правой ноге. Махмуд упал как сноп: Антип перебил ему коленный сустав. Но и лёжа Махмуд пронзил каждой саблей ещё по врагу, одного задушил голыми руками, однако остальные гурьбой накинулись на него с путами, и скоро Махмуд был снова связан.

Ахмат верещал:

— Режьте ему сухожилия, чтоб не встал! Режьте!

Палачи развернули беззащитного Махмуда лицом к земле и саблей рассекли сухожилия на ногах. И только теперь Ахмат опомнился.

— Кто его развязал? — неистово завопил он. — Кто его охранял? Немедля переломать сторожам хребты!

Скоро выяснили и как всё случилось, и что в слободе не осталось ни одного полонянника. Нашли и прятавшихся от дождя шестерых охранников, стороживших пленных и Махмуда. Они всё время повторяли «урус», пытаясь сообщить о разговоре Дорофея со смердами, но их никто не слушал, и приговор Ахмата был приведён в исполнение: всем шестерым ударом головой о землю сломали позвоночник. Сначала несчастные просили пощады, а потом, уже с перебитыми хребтами, молили о смерти. Но она пришла не скоро. Взяв за руки и за ноги, их пошвыряли с обрыва на каменистый берег Дона, где они в страшных муках медленно умирали.

Казнь же Махмуда превратилась в особенно изуверский ритуал. Ахмат уселся на возвышенном месте, на специальном деревянном настиле, покрытом красивыми персидскими коврами и обложенном подушками, и полулёжа смаковал предстоящее зрелище. Иногда с его губ срывалось:

— Резать его! Резать! Шкуру сдирать!..

В свите баскака были Рвач, Антип, и поодаль стоял Дорофей. В отличие от родственников, он чувствовал себя очень скверно. Бледнея от одной мысли о казни, он пытался отвернуться от жертвы и спрятаться за спинами зрителей, крестился и шептал:

— Господи, спаси и сохрани, спаси и помилуй! Господи!..

Зато Рвач был напряжённо-внимателен. В ожидании казни он нетерпеливо приподнимался с места и всем телом подавался вперёд. Как и Ахмат, повторял:

— Резать! Резать! Резать!..

Антип же казался окаменелым. Он тоже был жесток, но на такой казни находился впервые и потому испытывал растерянность. Нет-нет, не жалость, не сострадание, а просто растерянность от встречи с неведомым и жутким.

Всё было готово, Махмуд лежал на траве. Ахмат подал знак. Махмуда подняли и привязали к специально вкопанному в землю столбу. Приговорённый был в полузабытьи и не обращал внимания на палачей. Он был погружен в собственные, не имеющие никакого отношения к предстоящему мысли. Махмуд снова увидел мать и отца. Мать в глубокой печали стояла рядом и что-то говорила. Отец тоже что-то шептал. Резкая боль в суставах пальцев вывела Махмуда из забытья. Это мучители надрезали верхнюю часть указательного пальца правой руки, а потом сломали фалангу по суставу. Махмуд сказал: