Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

Николай Петрович, как и ожидалось, за время четырехлетнего отсутствия стал куда как пригож. И то сказать: уехал юношей, приехал молодым мужчиной. Среднего роста, ладно сложенный, Шереметев-младший, по воспоминаниям своего врача, отличался отменной ловкостью, быстротой в движениях и исключительно обаятельной белозубой улыбкой.

Вся женская часть Кускова, помня рассказы бабушек, твердо знала, что, передохнув после скитаний и не менее утомительных торжеств по случаю счастливого возвращения, молодой граф выберет себе фаворитку среди театральных пастушек. Дело было обыкновенное, привычное, но оттого не менее волнующее.

Принято считать, что для крепостной актрисы сделаться «полюбовницей» барина оказывалось равнозначным чуть ли не смертному приговору. Однако жизнь и притязания человеческие многообразны и не приводятся к общему знаменателю: далеко не все удостоенные «вниманием» своих господ почитали себя жертвами. Все зависело от обстоятельств.

Знаменитая актриса Елизавета Сандунова, чтоб избегнуть гарема графа Безбородко и соединиться с любимым человеком, действительно решилась на смелый шаг. Прямо во время представления бросилась к ногам присутствовавшей в театре императрицы. Та пришла на помощь влюбленным, они поженились и жили счастливо, что, впрочем, впоследствии не помешало их громкому и скандальному бракоразводному процессу.

Для других связь с барином означала отнюдь не печальный поворот судьбы и казалась куда предпочтительнее беспросветной жизни в курной избе под гнетом тяжелой крестьянской работы и пьяницы мужа.

Женская доля низших слоев общества всегда отличалась такой изнурительностью, что трудно сказать, какую из двух напастей — семейный произвол или «грех» с барином — следовало считать истинным проклятьем.

Нередко любовная связь с дворянином-богачом придавала крепостной иной социальный статус: далеко не все «барские пастушки» возвращались восвояси, на скотный двор или в курятник. Внебрачные же дети с полублагородной кровью и вовсе ставили мать, вчерашнюю крепостную наложницу, на более высокую ступень.

...Все происходило по давнему обычаю и в Кускове. Николай Петрович по возвращении вовсю отводил душу на охоте, с удовольствием занимался лошадьми, театром и хорошенькими крепостными актрисами, хотя по природе своей он не относился к тем, кого называют «завзятыми женолюбами».

Правда, в старых книгах можно прочитать, что он бросал- таки платок, дабы понравившаяся девушка вернула его в графской опочивальне. Неизвестно, откуда взялись эти сведения, — Николай Петрович был уже человеком истинно европейского воспитания и едва ли имел замашки восточных владык. Но он действительно одарил вниманием нескольких кусковских танцовщиц, пока место в графской спальне довольно надолго не заняла певица Анна Изумрудова.

...Красивые глазки Анны принесли ей немало. Судя по счетам шереметевской конторы, место «первой фаворитки» оплачивалось довольно щедро. Тут и подарки, и деньги, и дорогие наряды, и всякие привилегии, вызывавшие зависть подруг.

Забегая вперед, скажем, что Николай Петрович, давно уже душой и телом принадлежа Прасковье Жемчуговой, все же считал своим долгом как-то компенсировать Изумрудовой «отставку» и обеспечить ее материально. Получила Анна от бывшего «полюбовника» и самую заветную награду, о которой только мог мечтать крепостной человек, — вольную. Граф выдал ее замуж с солидным приданым за своего врача Лахмана, увы, человека немолодого.

...А пока, только-только «слюбившись» с барином, Анна впала в отчаяние, узнав, что Николаю Петровичу, казалось бы, прочно осевшему в Кускове, надо срочно собираться.

В чем дело? А в том, что, как на грех, о возвращении друга юности узнал великий князь Павел Петрович. Ему очень хочется, чтобы приятный душе человек пребывал при нем в Гатчине.

Делать нечего: Шереметев попадает в царственные объятия. Но это не мешает ему вскоре ощутить буквально приступы отвращения к этому самому «малому двору».

Перемена декораций оказалась для Николая Петровича слишком разительной: вчера божественные звуки парижских премьер, сегодня визги флейт, под которые день-деньской шагает на гатчинском плацу маленькая армия его царственного друга.

Увы, за прошедшие четыре года пристрастия Николая Шереметева и наследника престола явно разошлись. Один походит на вольного художника, другой на фельдфебеля. Конечно, под покровительством Павла Шереметев мог сделать быструю и блистательную карьеру. Но душа графа рвалась к театру и ничего более знать не хотела.