Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

...Декабрист Лунин полагал, что богатство хорошо тем, что дает право выбора. Пушкин считал наличие денег залогом независимости. Едва ли кто возьмется оспаривать эти слова. И легко понять Николая Петровича, отдавшего предпочтение душевной склонности, а не служебной карьере. Многие уповали на личные связи в погоне за престижной должностью и чинами — Шереметев же воспользовался давним приятельством с великим князем единственно для того, чтобы увильнуть и от первого, и от второго.

Царственный друг был не в восторге, прочитав шереметевское прошение об отставке, но благородно дал «добро». И, вздохнув с облегчением, Шереметев поспешил откланяться.

Правда, в Москве предстояло объяснение с батюшкой: со службой-то было покончено, не спросясь родительской воли. Но, по счастью, Петр Борисович хорошо помнил собственную молодость и, крепко обняв наследника, не выказал неудовольствия. Он даже заготовил сыну сюрприз и торжественно объявил, что, уважая «серьезные познания» того в искусстве, решил передать ему бразды правления кусковским театром.

Это был действительно подарок! Мечта о настоящем, в полном значении этого слова, театре могла наконец осуществиться. Отец говорил, что в труппе люди небесталанные, да заняться с ними некому, что и само здание театра могло бы быть получше, да руки не доходят.

Первое, что сделал молодой граф, приняв «театральное хозяйство», — отрядил сразу несколько людей ехать по вотчинам, искать малолеток постройнее, поладнее, одним словом, «к театру пригодных».

...Бог дал маленькой Параше голос. Жители Березина звали Кузнецову дочку петь то на свадьбах, то на бабьих посиделках.

Параше не исполнилось и восьми, когда попала она в новый набор малолеток, «пригодных для театра Их Сиятельства».

Посыльные, войдя в избу Ковалевых, поначалу были разочарованы: Параша выглядела востроносенькой пичужкой. Не заругает ли барин? Отбирать-то было велено девочек особенных: лицом пригожих, беленьких да румяных, словно ягодки. Но молва таки не обманула; опытным ухом графский порученец, велев Параше спеть, чуть не присел от изумления: голосок этого хилого создания был на диво чист и звонок.

...На сборы Ковалевым отпустили всего ничего. В подробности перемещения в графскую подмосковную тоже не вдавались.

Однако бабы-соседки, придя попрощаться, как полагается, повыли. Сама Горбуниха все оглядывалась и утирала концом платка лицо. Подтолкнула локтем дочку: «Хоть бы слезу обронила... Неужто не жалко? Вся в папаню родного, словно каменная...»

Параша и вправду сидела безучастно, не оборачиваясь, лишь прижав к груди ладно сплетенные лапоточки — подарок на прощанье пастуха-крестного. Ох, скольким песням выучил он ее! Отыщет она, бывало, деда Макара с его стадом где- нибудь на прогретом солнцем лугу, ляжет, примяв колокольчики, в траву высокую так, что не видать ее, и, глядя в синь небесную, затянет: «Ой да исходила я младешенька...»

...В кусковской деревне устроили Ковалевых в свободной избе. Самого Ивана Степановича определили к здешней кузне. Некоторое время Параша продолжала жить с родителями, помогала матери по хозяйству, нянчила младших и исправно ходила в усадьбу на обучение. Всякий раз она старалась выбраться из дома пораньше...

Можно только представить, как потрясло впечатлительную девочку после простенького родительского Березина нарядное имение, которое и искушенным людям казалось сказочным местом.

Обычно в двадцатых числах мая Кусково особенно преображалось. Из парников и оранжерей выкатывались бочки с апельсиновыми, лимонными, померанцевыми и лавровыми деревьями, стриженными в форме шара или пирамиды. Но это еще что! Параша, став за спиной садовника, который орудовал то громадными ножницами, то поменьше, не дыша, наблюдала, как кусты самшита и тиса приобретали очертания собаки, павлина, гуся, лебедя, обезьяны.

С бьющимся сердцем, ошеломленная чудесными картинами, которые открывались то справа, то слева, девочка шла на занятия, поминутно останавливаясь. Ноги буквально прирастали к земле: как пройти мимо диковинных цветов! И чуткая душа Параши улавливала их нежные голоса. Цветы у Шереметевых действительно заполоняли усадьбу. Кажется, им было мало земли, и они взобрались в громадные белые вазы, стоявшие на постаментах среди газонов, свисая оттуда пестрыми гирляндами, обвивали ажурные решетки и спинки изящных скамеек.

...Сегодняшнее Кусково невозможно назвать даже отдаленным эхом того торжественного великолепия природы, архитектуры, каждодневного труда сотен человеческих рук, каким увидела его Параша. Что ж, в этом ей повезло!