Людмила Третьякова: Театр для крепостной актрисы

Это было лишь начало. Скоро одной сцены оказалось мало. Кусково обзавелось несколькими театрами: «домашний» — в барских хоромах, «турецкий киоск» и «воздушный театр» — в парке, «закрытый», или «старый», театр — в одном из красивых мест парка — Гае.

Петр Борисович озабочен поиском и взращиванием кадров для кусковских сцен. Он совершенно справедливо считал: актер — вот кто царь подмостков. Но как редки они, люди со способностями, в ком заложена Божья искра! И потому Шереметев требует от помощников крайне внимательного отношения к каждому пригодному для сцены.

«Открыв нового тенора с отличным голосом, который бы представлял актера, учить петь у итальянца, играть у русского, кланяться и руками прилично рассуждать». Заботил хозяина и внешний вид актеров. Певческая одежда, как правило, была длинной, унылой, и Шереметев требует: «Платья певческого не должно носить, потому что оное приучает ногами криво и гнусно ступать, но надобно немецкий кафтан и башмаки».

...С годами театральное дело ширится и растет. Петр Борисович к своему удовлетворению замечает, что сын Николай неравнодушен к сцене и, пожалуй, мог бы стать отцу дельным помощником.

А юноше уже шел восемнадцатый год. Было заметно, что природа одарила его не только способностями, но и серьезным характером. Молодой граф желает найти себе полезное жизненное поприще. Для этого нужно хорошее образование, и потому он хочет ехать учиться в Лейденский университет.

Старший Шереметев одобрял намерения сына, хотя отпускал его с тяжелым сердцем: Николай не отличался крепким здоровьем. Как там, вдали от отцовского пригляда, скажутся все соблазны и излишества, на которые так падка молодость?

И оттого — сотни наказов и предостережений сопровождавшим наследника людям. Клятвенное обещание, взятое с Николая, вести себя благоразумно и отписывать родителю ежедневно хоть по нескольку строк...

В тот самый год, когда граф Николай отправился обозревать красоты Европы, в 1768 году в деревне Березино, что близ Ростова Великого Ярославской губернии, собралась рожать никому не ведомая жена кузнеца Варвара Борисовна Ковалева. Соседи звали ее Горбунихой, потому что у мужа ее, Ивана Степановича, был горб. Долго ли, скоро ли, деревня огласилась известием: «Горбуниха девку родила!»

Новорожденную нарекли Прасковьей. В историю она войдет под непривычно длинной чередой фамилий: Ковалева — Горбунова — Жемчугова — Ковалевская — Шереметева.

Уже двести с лишним лет уроженку ярославской деревни не оставляют в покое, и каждое следующее поколение узнаёт и читает о ней с большим интересом: речь-то идет о любви романтической, самоотверженной, редкой. К тому же история Прасковьи Ивановны — прекрасное доказательство того, что на радость или на горе обычная случайность, вклинившись в человеческую жизнь, может направить ее по совершенно иному руслу. И эта непредсказуемость будущего, о которой каждая из нас когда-нибудь размышляла, имеет над воображением магическую власть.

Что ожидало Кузнецову дочку? В сущности, все должно было сложиться для нее по предписанному. Выросла бы, вышла бы замуж за конюха или шорника, нарожала бы ораву ребятишек, как ее мать Варвара Борисовна, да в свой срок и упокоилась бы на сельском погосте. Но девочка Прасковья родилась под особой звездой — и все пошло наперекор закономерному.

В самой достоверной книге о знаменитой русской актрисе Прасковье Жемчуговой бытописателя П.Бессонова, вышедшей в 1872 году, дается описание комнаты в избе, где прошло ее детство:

«Перед киотом шесть жестяных подсвечников для свеч, хрустальный пузырь с гробом Господним внутри, под образом шесть расписанных яичек. По стенам от икон висели в рамках за стеклами печатный на бумаге образ Богоматери и Успения да 9 картинок в рамах деревянных; далее восковая картина в глухой раме — Петр 1 на коне, и в футляре за стеклом восковые фигурки гуляющих между деревьями людей. В другом углу комнаты наугольник с посудою, там 2 чайника, чашки, расписанная цветами шкатулочка для чаю и сахару, хрустальная солонка, 2 алебастровые фигурки — женщины и старика, да 2 статуйки».

Этот непритязательный, как бы с натуры нарисованный набросок примечателен тем, что заставляет усомниться: в такой ли уж нищете, как это принято считать, росла Параша? Быт скромный, но, заметим, вместо лучины — свечи, и пусть незатейливое, но украшение на стенах.

Должно быть, большое семейство — кроме Параши, Ковалевы имели четырех сыновей и младшую дочь Матрену — могло бы жить несравненно лучше. У Шереметевых крестьяне не бедствовали — это являлось залогом благосостояния в первую очередь самих хозяев. Но в семье Ковалевых все осложнялось тем, что Иван Степанович крепко пил.