Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

Придворная карьера Петра Борисовича складывалась очень удачно, что при таких-то связях и богатстве, конечно, не диво. Однако родовая военная стезя его решительно не привлекала, и следовать по стопам батюшки-фельдмаршала Петр Борисович не желал. Его интересы лежали в сфере изящных искусств.

Он был истинным человеком "галантного века", а именно в это время русская аристократия начала коллекционировать произведения искусства и всевозможные диковины.

Если кто-то посвещая собирательству лишь часть досуга, то Петр Борисович отдавался прекрасному всецело, во всех его проявлениях, с огромным энтузиазмом, не жалея ни времени, ни денег.

От отца-фельдмаршала ему досталось немалое художественное собрание. Сын старался приумножить его. Немецкие, голландские и итальянские купцы, кораблями свозившие в северную столицу предметы роскоши, знали, что у них здесь есть очень заинтересованный покупатель.

В сокровищнице Петра Борисовича числились картинный кабинет, кунсткамера и галерея портретов знаменитых людей Европы. Якоб Штелин в своей записке «Об истории картин России» писал о шереметевской коллекции как об одной из самых значительных в России.

В азарте собирательства случалось Петру Борисовичу и попадать впросак. Однажды гамбургский торговец Морель привез картины, чтобы сбыть их в Северной Пальмире. Но и Зимний дворец, и петербургский аукцион ввиду недостаточных художественных достоинств таковых от приобретения их отказались. Шельма-торговец каким-то образом все-таки уговорил Шереметева приобрести у него картины.

Но такое случалось редко. Нечего и говорить, что петербургский особняк Шереметевых, отгороженный от Фонтанки чугунным кружевом решетки, заслуженно пользовался славой средоточия поистине царской роскоши.

В доме, переполненном сокровищами, был и театр — еще одна слабость Петра Борисовича. На спектакли собиралась избранная публика. Вместе с крепостными актерами нередко выступали аристократы-любители и — к вящей гордости супругов Шереметевых — их дети, Варвара и Николай.

Последний, кажется, был прирожденным сценическим принцем. Стройный и изящный, как статуэтка, Николай хорошо танцевал и имел все задатки стать выдающимся музыкантом.

Если для многих знатных отпрысков случай показаться на сцене был всего лишь данью моде и проявлением молодого тщеславия, то для Николая все обстояло по-другому. Казалось, молодой граф родился с любовью к театру. Но он, конечно, и сам не ведал, что иллюзорный мир сцены со временем станет для него куда более привлекательным, чем реальный.

Пока же Николай очень молод, но уже отмечен всем, чем только судьба может наградить человека: знатностью, богатством, привлекательной внешностью, природными способностями. Все — в высшей степени.

Императрица Екатерина не случайно из всей молодой поросли аристократов именно Николая Шереметева да еще молодого князя Куракина определила в друзья к своему сыну Павлу, наследнику престола.

...Николай и великий князь Павел Петрович были почти ровесниками. Общее было и в их увлечениях, и даже в свойствах характера: романтизм, мечтательность, любовь к чтению, музыке и в особенности к театру. Известно, что Николай Шереметев в четырнадцать лет исполнил балетную партию в поставленном при дворе любительском балете «Галатея и Атис».

Великий князь Павел Петрович радовался успеху друга и изо всех сил кричал «фора». Но будущий Павел I и тогда уже, несмотря на благородные пристрастия и способность нежно привязываться к друзьям, отличался необузданными, дикими выходками.

«Вы — жестокая тварь!» — бросила как-то раз ему мать- императрица. И Николай Шереметев, с его врожденным тактом и миролюбием, вероятно, был призван благотворно влиять на Павла. Действительно, Николаю удавалось каким-то образом ладить с высокородным приятелем и обходить острые углы. Может быть, уже тогда педагогическая жилка, снисходительность и терпение — то, что так потребуется в будущем, уже проявились в его личности. Во всяком случае, эта юная приязнь друг к другу не забылась с годами и осталась у обоих Петровичей — Николая и Павла — на всю жизнь.