В 1768 году Шереметевых постигло большое горе: еще совсем не старой женщиной скончалась Варвара Алексеевна. Для Николая это стало особой утратой: он всегда как-то ближе был к матери, нежели к отцу.
Петр Борисович остался пятидесятичетырехлетним вдовцом. Он долго не мог оправиться от потери жены. Правда, природа взяла свое, и со временем старший Шереметев обзавелся побочными дочерью и сыном, Маргаритой и Яковом, именовавшимися Реметевыми.
Никаких осложнений между родными детьми и воспитанниками не возникало. Николай Петрович впоследствии заботился о «детях», как он называл побочных брата и сестру. Когда «Маргеридушка» Реметева однажды заболела, молодой Шереметев остался поздней осенью жить «в скуке» в своей подмосковной, ссылаясь на то, что «оставить больную никак нельзя и жалко».
...В осиротевшем после Варвары Алексеевны доме вдовец Шереметев не находил себе места. В такой ситуации очень важно иметь в душе то, что может отвлечь от мрачных дум. Интерес к изящным искусствам стал теперь для Петра Борисовича спасением. Вот куда можно было с его-то энергией и распорядительностью уйти с головой! И он решил воспользоваться указом Петра III, который еще в 1762 году освободил дворян от обязательной службы. Один лишь росчерк пера — и сколько свободного времени появилось у российского аристократа!
Петр Борисович, покончив со службой, постарался уехать из Петербурга, где все напоминало ему незабвенную Варва- рушку.
Поначалу Шереметев решил осесть в тихой Москве, не желая следовать повальной моде, гнавшей многих его знакомых за границу. Те жаждали поскорее насладиться комфортом европейской жизни. Эти вояжи, однако, имели неожиданные последствия для жизни русских вельмож в самой России. Оставив в Европе горы золота, титулованные путешественники посмотрели и решили: а почему бы и у себя не завести всю эту красоту — Версали, охотничьи замки, упрятанные в парковых павильонах сокровищницы живописи, скульптуры, античных диковинок? И конечно — театр... Денег много, земли тоже, дешевого труда — сколько хочешь.
Каждый, конечно, имел свои предпочтения. Но набор увлечений оставался общим: коллекционирование предметов искусства, собирание библиотек, строительство удобных, роскошно отделанных загородных усадеб с великолепными парками, устройство праздников и театрализованных представлений. Все расточительно, на широкую ногу.
* * *
Известно, что со второй половины XVIII века по 40-е годы XIX в России поднимался занавес на сценах более ста театров: пятьдесят из них приходилось на Москву, около тридцати на Петербург.
Разумеется, такая громадная всероссийская сцена требовала большого количества способных людей. Где их взять? И вот среди крепостных, вчерашних поваров, конюхов, портных и шорников, среди их жен и дочерей, день-деньской проводивших на барском хозяйстве, в кухнях, за ткацкими станками и пяльцами, в парниках и на скотных дворах отыскивались такие, кого Бог одарил приятной внешностью и хорошим голосом, кто известен был способностью к танцу и бойкостью.
Специально снаряжались доверенные и понимающие люди, дабы набрать талантливую молодежь. В крестьянской среде лицедейства боялись и, узнав, для какой цели забирают их в барскую усадьбу, старались увильнуть от сего или вместо голосистых Федьки или Малашки незаметно подставляли вовсе безголосых.

Мальчик-граф с серьезными глазами как бы вопрошает:
что там, впереди? Теперь-mo мы знаем, какую причудливую,
сложную жизнь ему предстояло прожить
Однако собрать народные таланты только полдела. Вчерашних кузнецов и скотниц мало научить пению, танцам и декламации. А грамота? А иностранные языки? А хорошие манеры? Ведь сплошь и рядом на сцене звучали французские и итальянские арии, а ничего, кроме лаптей, не носившим селянам предстояло изображать маркизов, купидонов, сильфид и пасторальных, словно сошедших с лионских гобеленов, пастушков с пастушками.
Не считаясь с затратами, хозяева-театралы выписывали из- за границы учителей, опытных вчерашних корифеев сцены. Иногда поступали по-другому. Камергер Н.Н.Демидов, например, отдал своих трех крепостных девушек в танцевальную школу при театре Зимнего дворца — туда, где долгое время преподавал гениальный Дидло, по воспоминаниям, «легкий на ногу и тяжелый на руку».
Читать дальше