Колин Маккалоу - Битва за Рим

Конечно, он попался на глаза Сулле, как тот ни был занят, и с воодушевлением предложил свою поддержку, в том числе в роли плебейского трибуна на следующий год. А потом Сулла превратил народное собрание в пустое место, и надежды Секста Луцилия временно рухнули. Правда, беглецам вынесли приговор, и это его порадовало, но вскоре выяснилось, что их, за исключением одного Сульпиция, вовсе не собираются ловить. Даже Гая Мария, чьи прегрешения были куда весомее! Но верховный понтифик Сцевола ответил на сетования Луцилия холодным взглядом.

– Лучше бы ты не глупил, Секст Луцилий! – молвил Сцевола. – Гая Мария необходимо было убрать из Рима, но можешь ли ты вообразить, чтобы Луций Корнелий захотел выпачкать руки его кровью? Всем нам не понравилось, что он повел свою армию на Рим; как же, по-твоему, отнеслись бы римляне к убийству Гая Мария, невзирая на смертный приговор? Смертный приговор вынесен потому, что у Луция Корнелия не оставалось выбора, он был вынужден осудить беглецов за государственную измену в центуриатных комициях, а приговор за государственную измену – это всегда смертная казнь. Луций Корнелий желает одного – Рима, где не будет Гая Мария! Гай Марий – это целый институт, а на целый институт никто в здравом уме не покусится. Так что ступай, Секст Луцилий, и больше не донимай консула такими вопиющими глупостями!

Секст Луцилий отправился восвояси и больше не пытался увидеть Суллу. Более того, он хорошо понял Сцеволу: никто в положении Суллы не пожелал бы взять на себя ответственность за казнь Гая Мария. Но оставался факт: Гай Марий, осужденный центуриями за государственную измену, гуляет, где хочет, хотя его свободно можно было выследить и убить. Преступник остался безнаказанным! Спас свою шкуру! Если он не сунется в Рим или в другой крупный римский город, то сможет делать все, что пожелает. Он-то ведь твердо уверен, что никто не покусится на целый институт!

«Что ж, Гай Марий, – рассуждал Секст Луцилий, – ты не учел, что существую я! Я, который будет счастлив войти в историю как человек, положивший конец твоей гнусной карьере».

С этой мыслью Секст Луцилий нанял полсотни бывших конников, нуждавшихся в деньгах, – несложная задача в тяжелые времена, когда денег всем не хватало. Те получили от него задание отыскать Гая Мария. Отыскать и прикончить на месте за государственную измену.

Тем временем народное собрание приступило к выборам плебейских трибунов. Секст Луцилий выдвинул свою кандидатуру и набрал нужное число голосов, ибо плебс всегда желал иметь одного-двух крайне консервативных трибунов; от тех исправно разлетались жаркие искры.

Вдохновленный избранием, пускай полученный пост и не давал ему полномочий, Секст Луцилий вызвал главаря своей шайки на разговор.

– Я один из немногих в этом городе, кто не стеснен в средствах, – начал он, – поэтому не прочь заплатить еще тысячу денариев, если вы принесете мне голову Гая Мария. Только голову!

Главарь – а он за тысячу денариев с радостью обезглавил бы всю свою семью – с готовностью согласился.

– Я уж расстараюсь, Секст Луцилий, – пообещал он. – Я знаю, что старик не подастся на север от Тибра, поэтому начну поиски на юге.

Через шестнадцать дней после отплытия из Остии корабль Публия Мурция прекратил неравный бой со стихией и вошел в порт Цирцея, что всего в пятидесяти милях южнее Остии. Моряки выбились из сил, на корабле почти не осталось пресной воды.

– Прости, Гай Марий, иначе нельзя, – сказал Публий Мурций. – Нам не сладить с юго-западным ветром.

Возражать не было смысла; Гай Марий кивнул:

– Нельзя так нельзя. Я останусь на борту.

Этот ответ сильно удивил Публия Мурция и заставил его почесать в затылке. Но, сойдя на берег, он все понял. В Цирцее все только и обсуждали, что события в Риме и осуждение Гая Мария за государственную измену; вне Рима имена Сульпиция и других были почти неизвестны, зато слава Гая Мария разнеслась повсюду. Капитан поспешил обратно на свой корабль.

Разрываясь между отчаянием и решимостью, Мурций предстал перед своим пассажиром.

– Не обессудь, Гай Марий, я человек уважаемый, судовладелец, мне надо крутиться. Никогда в жизни я не перевозил незаконных грузов и не хочу начинать сейчас. Я вношу все портовые платежи и акцизные сборы, никто в Остии и в Путеолах этого не опровергнет. Я знаю, что ужасный ветер, необычный для этого времени года, – это знак богов. Забирай свои вещи, я посажу тебя в ялик. Придется тебе подыскать другой корабль. Я никому не проговорился, что ты у меня на борту, но рано или поздно мои моряки проболтаются. Если ты продолжишь путь и не станешь нанимать другой корабль прямо здесь, то спасешься. Попытай счастья в Таррачине или в Кайете.