Кристина Макморрис - Проданы в понедельник [litres]

– Да, я знаю. Мне так и следовало сделать. И я собиралась. В тот день, когда хотела вам рассказать о своей новой колонке в газете, когда вы…

– О вашей колонке? – Глаза Клейтона затуманило замешательство. – О чем вы вообще говорите?

Лили моргнула. Все ее оправдания рассыпались, как спичечный домик. Да, его предложение спутало тогда, за обедом, все ее планы. Но ведь у нее было столько времени и столько возможностей рассказать ему все раньше. И не только о Диллардах.

Несколько месяцев они общались так тесно, болтали во время поездок в машине, за обедами и ужинами, одни и в обществе ее родителей. Но у Лили ни разу не возникло желания рассказать Клейтону о призраках своего прошлого, о том, что так долго служило источником ее величайшего страха. Она не рассказала ему ни о своей мечте стать журналисткой, ни о последней болезни Сэмюэла.

Конечно, она могла винить в этом свой защитный инстинкт, срабатывавший в отношении всех мужчин, за исключением отца. Ради сына и ее собственного раненого сердца.

Но это была неправда, – поняла вдруг Лили.

– Клейтон, простите меня. Я еще о многом вам не рассказала. И у меня нет разумного оправдания.

Клейтон отвел глаза в сторону, а у Лили внезапно исчерпались все слова. На лестничной клетке снова воцарилась невыносимая тишина.

– Скажите мне, Лили, – опять заговорил первым Клейтон, решившись заглянуть ей в глаза: – Вы не собираетесь ехать со мною в Чикаго… так?

Услышав в его голосе смирение, Лили постаралась его заверить:

– Я очень хорошо отношусь к вам, Клейтон. Честное слово! И то, что вы предлагаете… это просто фантастика… и для меня, и для Сэмюэла…

– Вы не ответили на мой вопрос, – оборвал ее Клейтон, но не резким тоном.

Лили уклонялась от правды, и они оба это понимали.

Да, Лили не хотела его обидеть – этого привлекательного, внимательного, успешного мужчину, который был готов так много ей дать. Но и притворяться дальше она не могла. Клейтон заслуживал иного. Ему нужна была женщина, способная бросить ему вызов, заставить взглянуть на себя, на остальных людей и окружающий мир по-другому. Женщина, которая бы вдохновила его достичь таких вершин, о покорении которых он и сам не мечтал. Которая нуждалась бы в нем так же, как он в ней.

Лили искренне хотелось, чтобы Клейтон встретил такую.

И да, для себя она хотела того же!

И наконец Лили решилась дать ответ. Не только из-за Чикаго, но и из-за будущего каждого из них. Она помотала головой.

Клейтон все понял и вздохнул. На его лице отразилось не столько разочарование, сколько понимание. Возможно, подсознательно он уже понимал, чем все закончится. А может, они оба это понимали – с самого начала.

Лили открыла отделение для монет в своем кошельке и достала из него кольцо. Крепко сжав его напоследок в пальцах, сознавая необратимость своего решения, она передала его Клейтону. И тот убрал его в нагрудной кармашек своего пиджака под пальто.

– Клейтон, пожалуйста, знайте! Мне очень жаль! После всего, что вы сделали для меня, вы, должно быть, думаете, что я просто так с вами…

Клейтон покачал головой, и уголок его рта знакомо приподнялся.

– Я так не думаю. – Он провел большим пальцем по ее подбородку, а потом поцеловал в щеку с такой нежностью, какая врезалась в память Лили на долгие годы. – Берегите себя, – тихо добавил он.

Волна эмоций захлестнула Лили. Едва справившись с ней, она улыбнулась:

– Вы тоже.

И… проводила его взглядом.

Матери Лили даже не пришлось ничего спрашивать. Вопрос «Где Клейтон?» нарисовался у нее на лице, когда Лили вернулась в приемное отделение одна.

– Он уехал, – выдавила она признание.

Мать помолчала, постигая смысл двух слов.

Дети сидели рядом с Клэр, тихо во что-то играли и терпеливо ждали, когда можно будет увидеть Джеральдину.

– Присядь, – хлопнула ладонью по свободному стулу миссис Палмер.

Лили исполнила приказ матери, приготовившись к длинной нотации.

– Да, я знаю, что ты думаешь: я повела себя как полная дура…

– Я думаю, – подчеркнула ее мать, – что ты повела бы себя глупо, если бы сделала то, что не хотела. – Лили повернулась к ней лицом, даже не скрыв изумления. – Ты замечательная дочь, Лилиан Палмер. И твой отец, и я – мы всегда желали тебе только хорошего. Но главное – счастья в жизни.

От этих слов на глаза Лили навернулись слезы. Ее путь так сильно отклонился от того, о чем мечтали ее родители. Она так долго несла на себя бремя стыда и вины. И вдруг сейчас Лили почувствовала, что остатки этого бремени исчезли. Спали, слетели с нее, как черствые, ненужные крошки.