Айбек - Навои

На третий день, едва лишь конь Алишера въехал в ворота, радостная весть распространилась по городу. Султанмурад, забыв даже запереть двери ханаки, побежал к Алишеру.

В Унсии, в комнате Алишера, кроме его всегдашних собеседников и друзей, собралось много поэтов и ученых. Навои сидел на своем обычном месте, под окошком. Внешне он был спокоен. Стосковавшийся по Алишеру Султанмурад горячо пожал тонкие руки поэта; в мудрых глазах Навои отражалась скорбь.

Султанмурад сел рядом с Хондемиром — самым юным из присутствующих. Мальчик не отводил от Навои своих умных глаз, стремясь запомнить каждое слово, запечатлеть в своем сердце каждое движение Алишера.

Чтобы не бередить свою сердечную рану, Навои рассеянно заговаривал то о том, то о другом, задавал первому попавшемуся на глаза гостю какой-нибудь вопрос. Наконец после долгого молчания он заговорил скорбным голосом, обращаясь к самому себе, словно философ, убежденный, что продумал мысль до конца. Постепенно голос его становился все тверже и сильнее.

— Обдумывая это событие. — проговорил Навои, — человек, склонный к размышлению, с горестью и сожалением, приходит к безмерно ужасным всеобъемлющим выводам. Если вы мысленно бросите взгляд на картину веков и столетий, то увидите, сколь прихотлива история. В определенные эпохи у государств есть своя особая жизнь, подобная жизни героев и миродержцев. Мужи, воздвигающие великолепные здания истории, льют кровь рекой, но в конце концов погибают, наказанные за пролитие одной капли. Ни от них, ни от их жизни не остается и следа. Примеры этого вы можете найти и в нашей истории. Они всем известны. Боюсь, как бы нам не пришлось еще встретиться с такими бедствиями.

Поэт умолк. Печальны были не только его глаза, углубившиеся за последнее время морщины и белоснежные пряди бороды тоже как будто таили печаль. Предсказание Навои о грядущей разрушительной буре, жестокие и холодные слова истины, произвели на всех сильное впечатление. Как будто людей с завязанными глазами привели к краю бездонной пропасти и вдруг сняли повязку с глаз…

— Надо стараться отвратить всякое бедствие, — вновь заговорил поэт убежденным тоном. — Наш долг — пожертвовать собой для спасения благословенной родины и народа. Я хотел бы, чтобы мы были связаны друг с другом и с родиной верностью, преданностью и любовью. Верность и любовь — великая сила. Сердца, полные этой силой, освещают мир; они запирают ворота перед несчастными и открывают ворота счастья.

Эти слова подействовали на затаивших дыхание слушателей, как свежий весенний ветерок. Султанмурад горячо поддержал поэта.

— В плодородную землю любви и верности следует сеять семена разума и науки и украшать жизнь их цветами и плодами, — заговорил он. — Земля, в которой широко разрослись мощные корни искусства и науки, может справиться с любым бедствием.

Люди медленно начали расходиться. Султанмурад и Хондемир выходили последними. Навои остановил молодого историка и любовно начал расспрашивать, как идут его занятия.

Хондемир, которому уже исполнилось семнадцать лет, рассказал, что пишет большое историческое сочинение. Навои очень заинтересовался этим трудом. Он осведомился, чем отличается книга Хондемира от других исторических сочинений, например, от семитомного труда его деда. Хондемир кратко и ясно отвечал на вопросы. Он попросил поэта прочитать отдельные главы книги и высказать свое мнение.

— Вы видите, сколько тягостных событий происходит в стране! — сказал Навои. — Если найдется немного свободного времени, обязательно прочитаю.

Хондемир, очень довольный, удалился. — А когда мы увидим драгоценные перлы вашей мысли? — спросил Навои. Султанмурада и, не дожидаясь ответа продолжал: — Некоторые ваши ученики преподают в Мешхеде. Все они шлют вам бесчисленные приветы.

Султанмурад сообщил, что части его книги, касающиеся математики, астрономии и логики, значительно продвинулись вперед. Навои заметил, что необходимо просмотреть все новейшие сочинения по этим вопросам на арабском, персидском и индийском языках, и с улыбкой добавил:

— Надо торопиться. Вон у вас борода уже наполовину стала седой.

Когда Навои остался один, его опять охватила скорбь. Он проклинал султана, обагрившего руки кровью родного внука. То, что привезенный Туганбеком приказ был подписан государем во хмелю, свидетельствовало о глубоко укоренившемся заговоре. Навои решил не медля отправиться в ставку.