Сяошэн Лян - Исповедь бывшего хунвэйбина

Я все еще был одет в подаренную ею одежду.

Я решил, что должен найти ее в Пекине, вернуть одежду. Я также должен сказать ей в лицо, что мы — дунбэйцы — третьим Чжаном называли волка! Что между ними и волками нет никакой разницы! Я навсегда запомнил их.

После этого я в течение нескольких дней метался по всему Пекину с единственной целью — найти их! Найти их!

Однажды вечером я услышал, что организация «Совместные действия» штурмует министерство общественной безопасности, хочет вызволить арестованных «боевых друзей». Идя навстречу холодному ветру, я добрался до министерства общественной безопасности. Я предполагал, что они уже вернулись в Пекин и такое событие без их участия не обойдется.

Бойцы Народно-освободительной армии в вестибюле министерства общественной безопасности, взявшись за руки, в несколько рядов плотно преграждали вход.

Хотя людей из «Совместных действий» собралось не мало, однако их многочисленные атаки не могли проломить стену и ворваться внутрь.

Стемнело. В беспорядке бродила масса людей. Их в этой толпе я не обнаружил.

Я по-прежнему был обут в летние резиновые кеды и окоченевшие ноги ломило до боли…

Только собрался уходить, как неожиданно увидел подходившую машину — джип с брезентовым тентом. В машине стояло несколько человек. Среди них — одна женщина. Она была одета в суконное военное пальто, выглядела величественно. С первого взгляда она показалась мне похожей на нее, хотелось убедиться и я протиснулся вперед. Да, так и есть, то была она.

Бойцы организации «Совместные действия» закричали:

— Главари прибыли!

— Посторонись, главари прибыли!

Она командно-приказным тоном объявила:

— Будем считать, что сегодня была первая репетиция. Через несколько дней будем прорываться!

Машина развернулась и ушла.

И тогда собравшиеся там отряды из организации «Совместные действия» разошлись.

На прежнем месте остались только я и некоторые зрители...

Наконец-то я снова встретился с нею.

В тот вечер я снял с себя дарованный ею китель ВВС со срезанными петлицами и повесил на голую ветку дерева, стоявшего у дороги...

На следующий день я покинул Пекин.

В голове вертелось всего два слова: назад домой... назад домой!... назад домой!!... назад домой!!!

В поезде встретил одного хунвэйбина из нашей школы.

Он одолжил мне свое пальто.

Взяв пальто, я зашел в туалет, снял с себя трикотажное белье, которое она мне подарила, и выбросил за окно вагона.

То, в чем я нуждался и должен был привезти домой, я не мог и не должен был везти, решительно от него отказался.

Мое великое шествие завершилось...

Снег!..

Только когда я через окно вагона увидел бескрайние заснеженные просторы, я всем существом понял, что вернулся па свой Север.

У меня — сына Севера — к снегу такие же чувства, как к родной матери. Он обратил мои мысли к семье, вызвал острую тоску по дому. Не прошло и двух месяцев, как я оставил семью, а было такое ощущение, как будто я не видел ее целых два года.

Харбин — Пекин — Чэнду — Пекин — Харбин. За два месяца я не написал домой ни одного письма. Не знал, как моя мать дни и ночи со страхом переживала за меня. Великое шествие — это моя первая дальняя поездка. Оно дало мне возможность собственными глазами увидеть подтверждение словам, что в «Поднебесной творится беспорядок». Тогда говорили, что беспорядок — это хорошо, он способен выявить классовых врагов, закалить левых революционно. Тогда думалось, что лично я — семнадцатилетний подросток — несомненно прошел большую школу жизни. По крайней мере я понял, что с людьми типа Бао Хунвэя ухо надо держать востро. Не следует связываться с такими дамами, как «Чжая Сань» и «Яо У». Ну а что касается беспорядков, то боюсь, что их не следовало пугаться, так как создавали их сами. Все мы примерно в одинаковой степени пережили перипетии «культурной революции» как люди одного поколения, независимо от того, был ли ты хунвэйбином или нет.

«Великая культурная революция», великое шествие были «учебными сборами» целого поколения людей нашей республики, которым никто не мешал. Они сформировали это поколение совершенно непохожим на молодежь восьмидесятых годов ни по моральной стойкости, ни по темпераменту. Кое-кто назвал целое поколение хунвэйбинов «затравленными волками». Эта точка зрения вполне удовлетворяет злорадные чувства ненависти, но не совсем правильная. В конечном счете они тоже оказалась пострадавшими в этой революции. Нет никаких убедительных аргументов и логики в том, чтобы все огромные злодеяния взвалить на их плечи. Хунвэйбйны, взяв на себя все испытания, своими действиями доказали, что «культурная революция» была бессмысленна. Те люди в Китае, которые серьезно проводят контридею «культурной революции», хунвэйбинов выделяют особо. Основные претензии они предъявляют к их главарям за жестокость.