Сигрид Унсет - Крест

Кристин знала, что Гэуте бывает ветреным в обращении с женщинами, и это было ей не по нраву, но она думала: все это происходит большей частью из-за того, что женщины слишком уж ласковы с красивым юношей, а Гэуте общителен и добросердечен. Наверное, чаще всего это были просто дурачества и забавы, потому что он никогда не принимал близко к сердцу своих любовных дел и не таил их от всех, как когда-то Ноккве. Он сам пришел и рассказал матери, когда у него родилось дитя от одной молодой девушки из Сюндбю. Это случилось два года назад. Гэуте щедро наделил мать ребенка приличным ее положению приданым, а девочку он намеревался взять к себе, когда ее отнимут от груди, рассказывал Кристин господин Сигюрд. Гэуте, казалось, очень любил свою маленькую дочь и всегда навещал ее, когда бывал в Вогэ. Она была прелестным ребенком, с гордостью рассказывал Гэуте, и при крещении он велел дать ей имя Магнхильд. Кристин также полагала, что раз уж мальчик согрешил, то лучше всего будет, если он возьмет свое дитя к себе домой и станет ему преданным отцом. Она сама очень радовалась тому, что маленькая Магнхильд будет жить здесь. Но девочка умерла, достигнув годовалого возраста. Гэуте очень сокрушался, прослышав об этом, да и Кристин была опечалена тем, что так ни разу и не повидала своей маленькой внучки,

Кристин всегда бывало очень тяжело бранить Гэуте. Он был таким хилым в младенчестве и потому дольше, нежели все другие дети, держался около материнской юбки. К тому же он очень походил на ее отца. И казался таким степенным и положительным малышом – серьезно, совсем как взрослый, ковылял он следом за матерью и постоянно с самыми благими намерениями пытался сделать что-нибудь для нее, полагая в своей детской невинности, что приносит ей этим огромную пользу. Нет, у нее никогда не хватало духу быть слишком строгой с Гэуте – если он и делал что-нибудь не так по свойственным его возрасту недомыслию или простоте, то всегда достаточно было нескольких ласковых наставлений. Ведь мальчик был такой понятливый и разумный.

Когда Гэуте минуло два года, их домашний священник в Хюсабю, который был весьма сведущ в детских недугах, посоветовал, чтобы мальчику снова стали давать женское молоко, раз уж никакие другие средства не помогают. Близнецы тогда только что родились, и у Фриды, кормившей Скюле, хватило бы молока еще на одного ребенка. Но Фрида брезговала бедняжкой Гэуте – он был такой уродливый, с огромной головой, худеньким и вялым тельцем. К тому же он еще не мог ни разговаривать, ни держаться на ножках. Служанка боялась, что он подкидыш троллей, хотя ребенок был вполне здоровым и пригожим до того, как с ним десяти месяцев от роду приключилась болезнь. Но все-таки Фрида отказалась положить Гэуте у своей груди; поэтому Кристин пришлось самой начать кормить, и он сосал материнскую грудь, пока ему не минуло четыре зимы.

С той поры Фрида невзлюбила Гэуте и постоянно придиралась к нему, насколько ей позволял страх перед хозяйкой. Фрида теперь сидела на женской скамье по правую руку от госпожи и распоряжалась ее ключами, когда Кристин отлучалась из дому. Она говорила своим хозяевам все, что вздумается. Кристин многое спускала ей с рук; служанка забавляла ее. И хотя подчас и досаждала ей, но ока всегда старалась все сгладить и поправить, если Фрида совершала какое-либо безрассудство или бывала уж очень несдержанна на язык. Фрида безмерно досадовала, что Гэуте сидит теперь на почетном месте и скоро станет хозяином в усадьбе. Она все еще считала его несмышленым мальчишкой. Фрида расхваливала других братьев особенно Бьёргюльфа и Скюле, которых выкормила грудью. Над Гэуте же она глумилась за его низкий рост и кривые ноги. Гэуте относился к этому благодушно:

– Да, знаешь ли, Фрида, если бы я сосал твою грудь, то стал бы таким же богатырем, как мои братья. Но мне пришлось довольствоваться молоком моей матери. – И он улыбался Кристин.

Мать с сыном часто бродили вечерами вместе на вольном воздухе. Тропинки через пашни бывали местами так узки, что Кристин приходилось идти следом за Гэуте. Он шел впереди нее, держа в руках секиру. Он казался таким возмужалым! Мать невольно улыбалась за его спиной. Ее вдруг, совсем как в молодости, охватывало проказливое желание налететь на него сзади, прижать его к себе, смеяться и шутить с ним, как она иногда делывала в те дни, когда он был мальчиком.

Несколько раз они доходили до того места, где обычно стирали белье. Они садились и прислушивались к шуму реки, которая стремительно неслась мимо, пенясь и белея в предвечерних сумерках. Чаще всего они почти не разговаривали между собою. Но случалось, что Гэуте расспрашивал мать о старине и о прошлом ее рода. Кристин рассказывала ему обо всем, что она видела и слышала в детстве. Ни об отце, ни о годах, проведенных в Хюсабю, никогда не говорили они в такие вечера.