Сигрид Унсет - Хозяйка

Лишь когда в соборе зазвонили к заутрене, Гюннюльф поднялся. Все было тихо, когда он проходил через горницу, – они спали, и Кристин и Орм.

На дворе не видать было ни зги. Священник помедлил. Но никто из его домочадцев не вышел, чтобы пойти с ним вместе в церковь. Он не требовал, чтобы они слушали более двух служб в сутки. Однако его кормилица Ингрид почти всегда ходила с ним к заутрене. Но в это утро, видно, и она спала. Да и правда, она поздно вчера уснула.

Весь следующий день трое родичей мало говорили между собой, и больше о пустяках. Гюннюльф выглядел усталым, но шутил напропалую. Раз он сказал: «Какие глупые мы были вчера вечером – сидели печальные, как трое сирот без отца». Столько смешного случается здесь, в Нидаросе, с паломниками, о чем священники пошучивают между собой У одного старика из Херьедала было множество поручений от его односельчан, так он перепутал все молитвы, а потом сообразил: худо будет у них в долине, если святой Улав поймает его на слове.

К вечеру приехал Эрленд, насквозь вымокший, – он приплыл в город на корабле, а на море опять бушевала непогода. Он был в отвратительном настроении и сейчас же напал на Орма и стал его ожесточенно бранить. Гюннюльф некоторое время слушал молча.

– Когда ты разговариваешь так с Ормом, Эрленд, ты походишь на нашего отца… Таким он всегда бывал, когда разговаривал с тобой…

Эрленд сразу же замолчал. Затем круто повернулся.

– Одно знаю: так безрассудно я никогда не вел себя, когда был мальчиком… Убежать из дому – больной женщине и мальчишке-щенку, в метель! Мужеством своим Орму как будто бы не очень пристало хвастаться, но вот, видишь ли, отца своего он боится!

– Ты тоже не боялся отца своего, – сказал, улыбаясь, брат. Орм стоял перед отцом навытяжку, ничего не говоря и стараясь сохранить равнодушный вид.

– Ну, можешь идти! – сказал Эрленд. – Мне скоро осточертеет вся эта канитель в Хюсабю! Но вот что: нынче летом Орм поедет вместе со мной на север, а там мы приберем к рукам этого баловня моей Кристин! Не такой уж он неуклюжий, – поспешил он сказать брату. – Стреляет без промаха, могу тебя заверить… ничего не боится… но всегда упрям и угрюм и как будто у него не течет кровь по жилам…

– Если ты часто ругаешь своего сына вот так, как сейчас, то ничего удивительного в том, что он угрюм, – сказал священник.

Эрленд утих, рассмеялся и сказал:

– Мне часто приходилось терпеть от отца и похуже. И все же, клянусь Богом, я не стал от этого таким уж, угрюмым. Ну ладно! Уж если я приехал сюда, так давайте праздновать Рождество, раз у нас Рождество. Где Кристин? О чем ей надо было опять говорить с тобой?

– Не думаю, чтобы у нее была какая-нибудь надобность в беседе со мной, – сказал священник. – Ей захотелось послушать здесь рождественскую обедню…

– Мне кажется, ей могло бы хватить и того, что она получает дома… – сказал Эрленд. – Но жаль ее, вся ее молодость слетит с нее, если так будет продолжаться. – Он ударил рукой об руку. – Не понимаю, почему это Господь Бог решил, что нам требуется каждый год по новому сыну!..

Гюннюльф посмотрел на брата.

– Н-да!.. Я, конечно, не знаю, что, по мнению Господа Бога, вам требуется, но только Кристин, вероятно, больше всего требуется, чтобы ты был с нею добрым…

– Да, пожалуй, что так! – тихо произнес Эрленд.

На следующее утро Эрленд отправился с женой к обедне.

Они пошли в церковь святого Григория – Эрленд всегда слушал там обедню, когда бывал в городе. Они шли одни, вниз по улице, и в тех местах, где тяжелый и мокрый снег нанесло сугробами, Эрленд изящно и учтиво вел жену за руку. Он не сказал ей ни слова о ее бегстве и был ласков с Ормом.

Кристин шла бледная и безмолвная, понурив голову. Длинный черный меховой плащ с серебряными застежками, казалось, тяжелил ее хрупкое и худое тело.

– Хочешь, я поеду с тобой домой верхом? А Орм может вернуться на корабле, – заговорил муж. – Ведь тебе, конечно, не захочется переезжать через фьорд?..

– Да, ты знаешь, я не люблю плавать по морю… Погода была теперь тихая и оттепельная, с деревьев то и дело осыпались комья тяжелого, мокрого снега… Снег отливал зеленовато-серым оттенком талости, а бревенчатые стены домов, изгороди и стволы деревьев казались черными во влажном воздухе. Никогда еще она не видела мир таким холодным, бледным и выцветшим, – так думалось Кристин.

Кристин сидела с Гэуте на коленях, глядя с вершины холма, что от усадьбы на север. Вечер был так хорош. Озеро лежало внизу зеркально-ясное и тихое, и в нем отражались горы, дворовые постройки Бю и золотые облака на небе. После дождя, выпавшего днем, поднимался такой сильный дух от листвы и земли. Трава на лугах, должно быть, доходила уже до колен, и нивы топорщились колосьями.