Юрис Леон - Суд королевской скамьи

— Что стало с Соботником, с дневником, который вы прятали, с записями об операциях?

— Все исчезло. При освобождении Ядвиги Эгон Соботник был еще жив, но потом он просто исчез.

— Мы перевернем небо и землю, чтобы найти его, — пообещал Александер.

— То, что вы сейчас рассказали нам, — сказал Эйб, — может обернуться другой трагедией для вас, вашей жены и ваших детей. И может нанести большой урон вашей карьере.

— Думаю, что понимаю все последствия.

— И тем не менее вы готовы все это повторить в суде?

— Я еврей. И знаю, какой на мне лежит долг.

— Когда Кельно оперировал вас, как он к вам относился?

— Он был очень жесток.

Абрахам Кэди был не из тех людей, которые предпочитают спокойную жизнь, вдобавок он чувствовал себя униженным и подавленным, вспоминая, что хотел выкрутиться из этой истории. Смятение и скорбь угнетали его.

— У вас есть еще вопросы? — спросил Александер.

— Нет, — прошептал Эйб. — Нет.

8

Сразу же по возвращении из Парижа состоялась встреча Шоукросса с его адвокатами. Она была сущим кошмаром. Шло время, а они все не могли договориться.

Даже теперь, когда в их распоряжении было свидетельство ван Дамма, Левин не хотел участия Шоукросса в деле. Джейкоб Александер, в свою очередь, считал, что Шоукросс получил большой доход от «Холокауста» и других книг Кэди и поэтому должен взять на себя хоть часть этой ноши, пусть даже десятую долю.

Встречались они не менее десятка раз.

— Ты их совершенно замучил, — сказал Шоукросс. — В любом случае Эйб готов принять на себя главный удар любого решения против нас. И не думаю, что мы можем требовать от него большего.

Как обычно, они сидели в небольшом зале для совещаний. Шоукросс отказался- от предложенного Шейлой Лем чая. Сигара, которую он так и не прикурил, свисала у него изо рта, и он избегал встречаться с настойчивым взглядом Эйба.

— Мне упорно советуют выйти из этого дела,— сказал Шоукросс.

— Как, и на этот раз вы не будете читать лекций о честности и верности? Они у вас отлично получаются, — сказал Эйб, с трудом сдерживая приступ гнева.

Александер резко остановил Эйба.

— Прошу простить меня, джентльмены, мы на минутку удалимся, — сказал он, приглашая Кэди в холл, где они уже не раз переговаривались в течение дня. Эйб прислонился к стене.

— О Господи, — простонал он.

Он чувствовал на плече крепкую руку Александера, пока они в молчании простояли несколько минут.

— Вы сделали все, что в наших силах, — сказал Александер. — И теперь я должен говорить с вами совершенно откровенно, как с братом. Без Шоукросса у нас не будет ни малейшего шанса.

— Я не могу забыть посещения Ядвиги, — сказал Эйб. — Я видел то помещение, в котором они оперировали. Я видел следы ноггей, процарапанные по бетонной стене газовой камеры, когда люди в последние смертные секунды отчаянно цеплялись за жизнь. Черт возьми, какие были у них шансы? Я не могу отделаться от мысли, что там могли быть Бен и Ванесса. Я просыпаюсь и слышу, как она кричит, привязанная к операционному столу. Куда мне деться от этого, Александер? Продолжать чувствовать себя героем? Мой мальчик дерется за Израиль. Что я могу сказать ему? Во всем мире будут тыкать в нас пальцем и требовать ответа — кто же будет бороться за гуманность? В конце концов у меня больше возможностей выбора, чем их было у Питера ван Дамма. Я не собираюсь приносить извинения Адаму Кельно.

Мистер Джосефсон, который вот уже почти двадцать лет управлял делами конторы «Александер, Бернштейн и Фридман», сидел напротив своего шефа, погруженного в мрачную задумчивость.

— Кэди собирается в одиночку принять вызов,— сказал Александер.

— Мертвое дело, — ответил старый и мудрый Джосефсон.

— Да, пожалуй. Я подумываю о нашем ведущем адвокате. О Томасе Баннистере. Двадцать лет назад он настаивал на экстрадиции Кельно.

Джосефсон покачал головой.

— Том Баннистер — лучший специалист в Англии, — согласился он. — Но это та кошка, которой никак не повесить колокольчик на шею. Он теперь настолько поглощен политикой, что последние года два почти не показывается в судах. С другой стороны, Баннистера может привлечь атмосфера этого дела.

— Я тоже так думаю. Свяжитесь-ка со старым Вилкоксом, — сказал Александер, имея в виду секретаря Баннистера.

— Не могу обещать, что это даст результаты.

— Во всяком случае, попытайтесь.

Джосефсон повернулся к дверям.

— Свойственно ли Абрахаму Кэди здравомыслие?