Шмуэль-Йосеф Агнон - Помета

Я проснулся среди ночи и увидел – свет в доме. Встал и открыл окно, чтобы свету было легче проникнуть внутрь. Мне захотелось увидеть этот свет ближе, узнать его источник. Я совершил омовение рук и лица, оделся в субботнее и вышел из дома. Никто меня не видел и не слышал, ни отец ни мать, обычно не спускавшие с меня глаз. На улице – ни души. Только птицы, поющие утреннюю песню. Дождавшись её конца, я пошел к колодцу, откуда доносились слова. Никогда не видел я раньше как говорит вода. Подошел и увидел: полон колодец воды. И никто её не пьёт. Зачерпнул я воду ладонями, благословил и выпил. И пошел я, куда глаза глядят. Вдруг оказался я перед Большой синагогой, наполненной людьми, и увидел я старого хазана, стоящего на биме и распевающего "Швия аниа". Началась Геула, поднимающаяся с песней и голосом старого хазана. Город все еще пребывал в покое, его евреи были живы.

Погасли шесть свечей, освещавшие молитву.

Лишь дым остался от них. Свет шел только от заупокойных свечей в память о наших братьях и сестрах, загубленных нечестивцами.

Я шел на этот свет, пока не достиг моего города. В Старом бейт-мидраше я увидел шамаша [55] - шамес, синагогальный служка Хаима [56] - "хаим" – жизнь , стоявшего на биме и перематывавшего свиток Торы перед специальным чтением на Новомесячье. У окна сидел сапожник Шалом [57] - "шалом" – мир и читал "Шевет Йеhуда" [58] - книга р. Шломо ибн Вирга (1460-1554), посвященная анализу причин преследований евреев .

Во рту его была трубка – в точности, как в дни моей юности, когда он сидел и читал ту же книгу и с той же трубкой, делавший "пых-пых", хотя была она облезлая и пустая, без следов табака внутри.

Но, видно, эта трубка воскрешала у него вкус табака.

Сказал я ему: "Слышал я, что вы поститесь в канун Новомесячья. Перед моим отъездом в Эрец-Исраэль такого обычая не было – просто читали молитву "Малого Судного Дня" без всяких постов".

Сказал Хаим Шалому: "Ответь ему".

Вытащил Шалом трубку изо рта и произнес: "Так точно. Раньше молились и не постились, а сейчас постимся и не молимся. Почему? Нет у нас миньяна, ибо не осталось и десяти молящихся в городе".

Сказал я им: "Вы говорите, что не осталось и десяти молящихся? А остальные, кто не молится, – где они? Почему не видно в городе вообще ни души?"

Покачали оба головой и ответили: "Было два погрома. После первого осталось несколько евреев, после второго – не осталось никого".

Сказал я им: "Позвольте спросить вас, вы говорите, что после последнего погрома не осталось в живых ни одного еврея во всем городе. А живы ли вы?"

Улыбнулся Хаим той особой улыбкой мертвеца, видящего, что его считают мёртвым.

Я ушел.

Увидел я группу спешащих куда-то калек.

Спросил последнего: "Куда вы бежите?"

Указал он на кровоточащую рану и ответил: "К нашему рабби".

Спросил я: "A кто он?"

Показал он на другую рану, улыбнулся и сказал имя. "Две руки у человека, а бед еще больше", – повторил он имя еще раз.

Я удивился. Разве может такое быть, что этот гаон, поднявшийся в Эрец-Исраэль шесть или семь поколений назад, и похоронивший тело свое в земле святого города Цфат, вернулся в Галут?

Пойду посмотрю.

Я устремился за калеками и оказался перед тем праведником. Они начали жаловаться на свои горести и несчастья, переходящие из одного Галута в другой – и нет признака Избавления.

Вздохнул праведник и сказал: «Что я вам могу сказать, дети мои, кроме как "Господь даст силу народу Своему, Господь благословит народ Свой миром" [59] - Теилим 29:11 ».

Что он имел в виду?

Прежде, чем Господь благословит народ Свой миром – даст силу народу Своему – чтобы гоим опасались Народа Его и не воевали с Ним.

Решил я поведать об этом миру.

Подошел к умывальнику и ополоснул глаза. Увидел, что книга открыта предо мной и я все еще не закончил произносить "Седер мицвот Ашем" [60] - "Порядок заповедей Всевышнего" . Обратился вновь я к своей книге и, как и во все другие года в ночь Шавуот, прочитал "Заповеди Ашема", написанные рабби Шломо, да упокоится душа его.

Вокруг никого из людей не было.

Я сидел один.

Сарай был прекрасен. Я смотрел на его стены, украшенные цветами.

Подул ветер, все пришло в легкое движение. Горели поминальные свечи.

Я сидел и читал святые слова, переданные поэту Местом, чтобы прославил тот заповеди, данные Народу Израиля.