Альфред Теннисон - Королевские идиллии

Меня связать, чтоб надо мной смеяться,

Когда меня к ней в замок приведут, —

Я разрешил себя связать, чтоб видеть

Ее лицо. А иначе – беда,

А иначе от горя я умру.

Гавейн ответил мягко, но с насмешкой:

«Пусть дама меня свяжет, коль захочет,

И пусть меня отлупит, коль захочет,

Но ежели она кому другому

Вот эти руки сильные мои

Велит связать – убей меня Господь! —

Тому я кисти рук поотрубаю.

Пусть культи ему дама прижигает,

Пусть воет он! Поверьте, я вам друг,

И честью Круглого Стола клянусь:

Служить вам буду верою и правдой,

И укрощу тюремщицу-принцессу,

И в ваши руки передам ее.

Оружье ваше и коня мне дайте —

И я тогда скажу ей, что убил вас.

Чтоб услыхать про то, как пали вы,

Она велит меня впустить, и я,

Когда войду в доверье к ней, то вам

С утра до ночи буду петь хвалу,

Как рыцарю, храбрейшему на свете,

И как вернейшему из всех влюбленных,

Пока вернуть не пожелает вас

Она назад, в ту жизнь, что столь желанна

Вам, не связав ничем при этом, кроме

Невинных брачных уз, что вам пока

Дороже, чем свобода. Посему

Оружье ваше и коня мне дайте —

И я отправлюсь в замок. Не тревожьтесь.

Три дня мне нужно, чтоб ее смягчить.

Счастливой вести ждите в третью ночь».

И обменялся Пеллеас с Гавейном

Конями и оружьем, и оставил

Себе лишь добрый меч – свою награду,

Промолвив: «Помогите без обмана —

Ибо слывете ветреником вы».

«Но потому лишь, – вымолвил Гавейн, —

Что женщины так ветрены!»

Затем

Он поскакал вдоль стен к воротам замка,

И поднял рог, висевший на груди,

И затрубил в него, да так прекрасно,

Что эхо, затаившееся в стенах,

Отозвалось, как лес в сезон охоты.

На башне появился рой девиц:

«Ты госпоже противен! Убирайся!»

Но вымолвил Гавейн, подняв забрало:

«Я – сэр Гавейн из замка Короля.

Я ненавистного вам Пеллеаса

Убил. Вот конь его и вот оружье.

Врата откройте. Вас повеселю я».

И бросились девицы к госпоже,

И закричали: «Пеллеас убит!

Нам рассказал об этом тот, кому

Оружие и конь его достались.

Вступить ему дозволите ли в замок?

Он с ним покончил. Кто он? Сэр Гавейн,

Тот самый, из Артурова Стола.

Он под стеною ждет, и в рог трубит,

Как тот, кому нельзя ответить «нет».

И вскоре, получив соизволенье,

Гавейн вступил в открытые ворота,

Где встречен был приветливо Эттарой.

«Что, правда умер он?» – она спросила.

«Да, да, – Гавейн ответил. – И пред смертью

Все время ваше имя повторял».

«Мне жаль его, – промолвила она. —

Был славным рыцарем он, но при нем

Не знала я покоя ни минуты».

«Немудрено, – подумал сэр Гавейн. —

Ведь ты так хороша! Однако слово

Дал «мертвецу» я, что тебя заставлю

Того, кто тебе мерзок, полюбить».

Итак, три дня блуждал вокруг бесцельно,

Сомненьями терзаясь, Пеллеас,

Пока на третью ночь луна не вышла,

Лес и тропинки ярко осветив.

Ночь жаркая была тиха. Лишь голос

Гавейна раздавался. Эта песня,

Которую недавно Пеллеас

Слыхал, когда сидел близ королевы,

Внимавшей с грустью, раздражала сердце

И отдохнуть мешала… «Червь и роза»:

«Владел всего одной лишь розой я.

Одной, но краше всех земных красот.

Ей радовались небо и земля,

Был слаще аромат ее, чем мед,

А что с шипами роза, то не в счет.

Владел одной, чтобы сорвать средь дня,

Чтоб на груди носить за годом год…

А о другой – ну, разве думал я?

Нет, не умрет она. Умрет лишь тот,

Кто любит розу – коль в ней червь живет».

От нежной песни и от постоянных

Своих сомнений: «Почему Гавейн

Опаздывает со счастливой вестью?»

Его трясло да так, что он не мог

Найти успокоенья. И когда

Настала полночь, к замку поскакал

И привязал коня возле ворот.

Врата были отворены, никто

Не охранял их. И вошел он внутрь,

И слышал только звук своих шагов

И сердца стук. Все было недвижимо,

Кроме него и его тени. Он

Двор пересек, но не заметил света

Ни в замке и ни в башне. Но увидел

Распахнутые задние врата,

И вверх пошел он по дорожке сада

Средь белых роз и алых – вперемежку

С терновником. Там тоже все вокруг

Угомонила мягкая луна.

Лишь ручеек, бегущий из пещерки,

Сверкал внизу, то появляясь вдруг

Средь этих роз, то пропадая снова.

Там средь кустов узрел он три шатра

С верхушками злачеными. В одном

От пьянства покрасневшие, лежали,

Забывшись сном, три рыцаря никчемных