Джозеф Конрад - Личное дело. Рассказы (сборник)

– Помните, – начал он, – тот день, когда вы уехали? Я еще сказал, что собираюсь вечером в Villa Nazionale послушать музыку.

Конечно, я помнил. Красивое стареющее лицо, удивительно свежее для его возраста, не омраченное никакими невзгодами, на мгновение показалось осунувшимся и изможденным. Будто тень пробежала по его лицу. Выдержав пристальный взгляд, я отхлебнул кофе. Граф рассказывал, не упуская ни малейших подробностей, наверное для того, подумал я, чтобы справиться с волнением.

Покинув вокзал, он зашел в кафе съесть мороженого и просмотреть газету. Затем вернулся в гостиницу и, переодевшись, поужинал с большим аппетитом. После ужина он переместился в холл, выкурить сигару. Там поболтал с дочерью ведущего тенора театра Сан-Карло и его супругой – «милой дамой». В тот день оперы не давали, и они тоже собирались вечером в Villa. Вскоре они туда и направились. Вот и славно.

Собравшись последовать их примеру – а уже была половина десятого, – Граф вспомнил, что у него при себе довольно крупная сумма денег. Поэтому он решил зайти в офис и внести большую ее часть в кассу отеля. Сделав это, он взял пролетку и отправился на набережную. Расплатившись, он немного прогулялся и вошел в парк со стороны Ларго ди Витторио.

Граф посмотрел на меня очень пристально. По его взгляду я понял, насколько он на самом деле восприимчив. Мельчайшие детали того вечера сохранились в его памяти, будто бы исполненные какого-то мистического смысла. И если он не упомянул цвет лошади и внешность извозчика, то только по причине излишнего волнения, с которым, кстати, мужественно боролся.

Как я уже упоминал, Граф вошел в парк со стороны Ларго ди Витторио. Villa Nazionale – это городской парк отдыха со множеством лужаек, кустов и цветочных клумб. Он раскинулся между домами, стоящими вдоль Ривьера ди Чиаджа, и берегом залива. Во всю его длину тянутся почти параллельные аллеи деревьев – это стоит отметить особо. Со стороны Ривьера ди Чиаджа, совсем рядом с оградой парка, проходит трамвайная линия. Сад и море разделяет довольно широкая набережная, в хорошую погоду здесь прогуливается модная публика, а за невысокой каменной оградой с мягким шелестом плещется Средиземное море.

Набережная – важная часть ночной жизни Неаполя. По вечерам на ней всегда полно экипажей, чьи фонари словно рой двигающихся парами светлячков. Одни еле тащатся, другие быстро мчатся под тонкой неподвижной линией электрических фонарей, очерчивающих берег. Высоко над землей, над гулом голосов, громадами домов и блеском огней, завис, простираясь над безмолвной чернотой моря, еще один сверкающий рой – из звезд.

Сам сад освещен не очень хорошо. Наш друг двигался в теплом полумраке в направлении светящегося в отдалении пространства, чье холодное голубоватое сияние разливалось во всю ширину парка. Сквозь темные стволы деревьев и чернеющую массу листвы это волшебное место дышало мелодичными звуками, которые перемежались порывами духовых, внезапным грохотом железа и глухим дрожащим гулом.

По мере приближения все эти звуки сливались в замысловатую какофонию, в которой музыкальные фразы уверенно прорывались сквозь приглушенный шум голосов и шарканье по гравию танцевальной площадки. Огромная толпа, погруженная в облако электрического света, будто в ванну с легкой светящейся жидкостью, изливаемой из сияющих сфер, колыхалась вокруг оркестра. Еще несколько сотен сидели поодаль в расставленных почти ровными кругами креслах, подставляя себя волнам благозвучия, уходящим дальше в темноту. Граф слился с толпой, предавшись вместе с ней безмятежному блаженству. Он наслаждался музыкой и рассматривал окружающих. Все из приличного общества: матери с дочерьми, родители с детьми, юные дамы со своими кавалерами. Все они болтали, улыбались, кивали друг другу. Множество очаровательных лиц и красивых нарядов. Попадались, конечно, и более оригинальные персонажи: седовласые, седоусые старики и офицеры в форме, толстяки и невероятно худые. Но больше всего было, сказал Граф, итальянских юношей южного типа, с бесцветными гладкими лицами, маленькими черными как смоль усиками и влажными черными глазами. Глазами, которые прекрасно могут излучать как вожделение, так и угрозу.

Выбравшись из толпы, Граф присел за столик на террасе кафе и заказал лимонад. За столиком уже сидел молодой человек именно такого типа. Юноша угрюмо смотрел на стоящий перед ним пустой стакан и, подняв взгляд лишь однажды, быстро опустил глаза и нахлобучил шляпу. Вот так – тут Граф изобразил жест человека, надвигающего шляпу на самые брови, и продолжал: