Наоми Френкель - Дом Леви

Год 1930-й приближается к своему завершению.

Колокола церквей звонят в городе. Часы на башнях отстукивают последние минуты к полночи. Время приближается к своему очередному порогу.

Звуки долетают до скамьи под липами. Скамья очищена от снега. Пары влюбленных сидят под оголенными липами. А по ту сторону скамьи – переулок. Свет в окнах домов, старики и старухи на кирпичных приступках, празднующие стоят на тротуарах, люди выходят из трактира, – горбун и Эгон, Шенке и Пауле, Эльза и ее подруги, Оскар и его товарищи – стоят около жирной Берты, которая украшена в эту ночь гирляндой цветных лампочек.

– Эти там… – бормочет Отто около открытого киоска, рядом с ним Мина и старая мать Хейни, – эти там, ничего не поняли в этот год, ничего не поймут и в новом году.

Еврейская мясная лавка заперта. Висящие на витрине колбасы прикрыли тяжелые жалюзи. Саулу, спящему в одной комнате с трясущимся дедом, снятся сны. В кухне сидят Зейлиг, Розалия и Филипп. Звуки заполняют пространство узкого квадрата двора, и тьма проникает внутрь дома.

– Двенадцатый час, – говорит Филипп, – последний час года.

– Что будет? – спрашивает Розалия. – Филипп, что будет?

– Если бы я знал, Розалия, но доброго нечего ожидать, – говорит Филипп и видит перед собой красивую голову Эдит, подмигивающей ему в большой столовой, среди своей собравшейся на семейный праздник родни, – может быть, все же, Розалия, новый год будет лучше прошедшего…

Белла сейчас в маленьком городке. Она в окружении своих воспитанников в клубе Движения, находящемся в низком подвальном помещении ветхого дома, рядом с синагогой, которая внутри отремонтирована, но снаружи кирпичи стен черны от осеннего пожара. Колокола в городке звонят. Коротко подстриженная голова Беллы прижата к стеклу окна. «Прошел год страданий, но буря утихла. Любовь ушла в пустоту. Ни одной слезы во мне нет, чтобы оплакать ее. Дальний мой друг, может, тебе улыбнется новый год более чем прошедший…»

Над Липовой Аллеей – Унтер ден Линден – стоит у открытого окна своей квартиры доктор Блум и смеется над толпой, толкущейся на тротуарах: «Прошел год, год счастья, в следующем году в Иерусалиме! Конец праху и старости. Придет жизнь, свежая и молодая, и маленькая дочь придет в мой новый дом». Доктор машет рукой Виктории над Бранденбургскими воротами, управляющей зеленой колесницей и зелеными конями в пространство праздника Рождества.

Доктор Гейзе, который уже устал от хождения по ликующему городу, остановился у старого дуба, рядом со школой, и трогает его ствол: «Дорогой и старый друг мой, прошел год. Кто знает, что произойдет под твоей сенью в новом году? Последние двенадцать лет ты простирал свою тень на детей свободных. Нет ограды, есть только свобода расти и расширять крону. Но ты сильно постарел, дорогой мой. Уже не стремишься расцветать в условиях свободы. Желаешь железной решетки и колючей проволоки вокруг своего ствола, старый мой друг».

Река Шпрее катит свои мутные воды через огромный город Берлин, немая свидетельница радости и скорби людской, крохотных человечности и больших событий всей страны.

В доме Эрвина и Герды друзья празднуют новый год. Услышав колокольный звон, Герда раскрывает окна.

Возносятся в комнате звуки Бетховена с пластинки, которую Герда поставила на патефон.

«Все люди – братья…», провозглашает пластинка, как будто ничего не случилось.

Рука Эрвина все еще забинтована. Он смотрит на Герду и своих друзей с жалостью. «Все люди – братья, а в моей стране гуляет ужас».

Звуки праздника врываются на кладбище, рассыпаясь над могилой Хейни сына Огня, над увядшими цветами, над пожелтевшими венками, шелковыми лентами, покрытыми грязью и размытыми надписями. И между ветвей зеленых сосен ухают и завывают ночные птицы.

В доме на площади Артур Леви остался в одиночестве. «Опять пролетел год – и что впереди?» В доме темно. Все жильцы дома поторопились на праздник Рождества. Дед оставил важных членов семьи на попечение Гейнца в одном из танцевальных залов на Унтер ден Линден, а сам пошел с кудрявыми девицами в кабаре, к их знакомым музыкантам, ударнику и пианисту. «Проходят годы, как быстро проходят годы, – покручивает дед усы, и выпрямляет спину от минутной печали, – много лет еще передо мной, и сила моя – со мной» – и подносит цветок из лацкана светлоглазой девице, случайно оказавшейся рядом с ним.