Наоми Френкель - Дом Леви

– Осторожно, папа римский, ваза времен бабушки, – проходит Эдит мимо и ставит на стол драгоценную вещь.

– Буду осторожен, – бормочет Филипп, – конечно же, буду осторожен.

– А-а, доктор Ласкер, – дед сжимает плечо Филиппа, – добро пожаловать, доктор Ласкер, хорошо сделали, что пришли, много дел в доме, и еще один мужчина может помочь.

Наступил вечер. Шум стих. Стол готов, жильцы дома и гости разбрелись по комнатам – подготовиться к трапезе. В праздничном сером костюме, делающим его еще более высоким и серьезным, Гейнц зашел в свою комнату, справиться, как себя чувствует дядя Альфред, который сидел, погрузившись в чтение книги. Окна прикрывали жалюзи, на столе маленькая настольная лампа. Голова дяди склонена над книгой, и в руках небольшая табакерка. Нюханье табака – единственная страсть дяди Альфреда, к которой он пристрастился лишь за стенами комнат при чтении книг.

– Уже пришел час праздника? – спрашивает дядя, оглядывая приготовленный костюм. – Мне еще осталось сменить одежду, – и дядя снова погружается в чтение книги.

Гейнц сидит рядом с ним и заглядывает в книгу. Книга написана на иврите, и дядя свободно читает ее.

– Можно вам помешать на миг, дядя Альфред?

– Помешать? А-а, да, конечно же, несомненно. Мне надо поменять одежду, не это ли ты сказал?

– Боже упаси, дядя Альфред, я этого не сказал. Нет необходимости торопиться на семейную встречу.

– Помешать? Да, трудно оторваться от этой книги, – дядя откладывает книгу и снимает очки, – как твои дела, сын мой, как твое здоровье?

– А-а, дядя Альфред, дни тяжелые и темные.

– Тяжелые и темные? – дядя протирает очки. – Сын мой, тьма также вечна, как и свет. В человеческом обществе всегда боролись скверна и святость, – говорит дядя и снова водружает очки на переносицу.

– Ах, дядя Альфред, бывают дни, что скверна настолько ощутимо реальна, что перестает быть философской проблемой.

– Да, да, сын мой, несомненно, философия – мать жизни. Ты считаешь, что скверна в наши дни реальна? Но что ты имеешь в виду, сын мой?

– Дядя Альфред, разве вы не обратили внимание на все перипетии сегодняшних дней, на большой кризис, материальный и духовный, который свалился нам на головы?

– Слышал, конечно, разные слухи. Рассказывают об одном… Как его имя? А-а, да, кажется, Гитлер?

– Гитлер, – смеется Гейнц, – беда, что не он один, дядя Альфред. Вся страна целиком вовлекается вместе с ним в скверну.

– Так оно, – погружается дядя Альфред в размышления и берет горстку табака, – страна целиком вовлекается в скверну, – и дядя опять берет книгу.

– Что это за книга, дядя Альфред?

– Это одна из каббалистических книг, сын мой.

– Каббала? И вы находите это интересным, дядя Альфред?

– И ты, сын мой, и ты бы нашел это интересным. Странный случай! До твоего прихода я был погружен в размышления о скверне и святости под впечатлением чтения этой книги.

– Ну, да, дядя Альфред, вы оба обращены к вечным вещам.

– Все возвращается на круги своя в мире, сын мой, – смотрит дядя добрыми своими глазами на Гейнца, – именно, об этом говорят мудрецы каббалы в своих писаниях, которые я сейчас читаю. Когда Бог создал вселенную, он сжал себя, чтобы дать место нашему миру, но мир не смог выдержать меру Его святости, и разбились сосуды, и искры святости разлетелись по всему миру, и часть их попала в скверну. Законно было предположить, сын мой, что скверна падет перед всесильной святостью высшего света. Но скверна держится силой той горстки искр святости, что попали в нее. И, благодаря этим искрам, она существует до сих пор. И нет выхода, Гейнц, сын мой, – следует спуститься в скверну, собрать искры святости, которые в ней устояли, извлечь их оттуда, и представить скверну, как пустой сосуд, лишенный всякой святости. И тогда скверна падет сама собой.

Дядя нюхает табак и захлопывает книгу, словно кончил ее читать.

– Спуститься в скверну, чтобы спасти искры святости?

– Спуск во имя подъема – говорят мудрецы каббалы.

– И я сказал себе так, дядя Альфред, не раз в эти дни я говорил это себе.

– Да, несомненно… Это великое дело, сын мой. Великое и увлекательное. Так ты не сказал, что я должен сменить одежду?

– Да, дядя Альфред, только быстрей. Все нас ждут, вечер начинается.

– Сейчас приду, – вскакивает дядя с места.

– Я помогу вам, дядя Альфред, – Гейнц открывает дядин чемодан и извлекает оттуда темный костюм, – а сейчас идемте со мной, дядя Альфред.

Гейнц отводит его в ванную и становится на охрану у дверей.