Наоми Френкель - Дом Леви

– Я преклонила колени перед Иисусом, – кричит, – понимаешь, я преклонила колени перед Иисусом!

– Это катастрофа! – говорит Гейнц серьезным тоном, стараясь сдержать смех. – Случилось то, что случилось, Труллия, теперь ты должна быть сильной и преодолеть боль. И я, и ты – мы должны это сделать.

– Мне… мне это очень трудно, – плачет Иоанна.

– И мне, девочка моя, трудно, но нет выхода. Давай, оденься, и пойдем к Фриде, праздновать.

– Нет, я не могу пойти.

– Это невозможно, Труллия, Фрида обидится. Она ведь, как наша мать.

– Гейнц, я снова начну волноваться. Ведь елка и Иисус очень красивы. Нельзя мне на них смотреть.

– Может, ты будешь там думать о чем-то печальном, и это тебе поможет. Но пойти к Фриде ты обязана.

– Мысли не помогают, Гейнц. Я… я снова начну восхищаться.

– Иоанна, может, ты будешь думать о четырех малых сиротках, которые в этот вечер сидят в темноте, потому что отец их убит.

– Гейнц, но…

– Труллия! Быстро одевайся, и мы спустимся к Фриде.

Гейнц подводит Иоанну к платяному шкафу и выбирает ей белую кофточку.

– Быстрей, Труллия.

– Повернись к стене, когда я одеваюсь, – говорит Иоанна.

Праздничная ночь сошла на город. Затихло движение на шоссе. В окнах домов сверкают елки и сеют свет во тьме. Мягкие звуки праздника словно поглаживает этот жесткий город. Снова падает снег. Покой нисходит с небес на праздничный город.

Гости приехали! Гостиная дома Леви выглядит, как зал гостиницы: чемоданы, груды пакетов, новые голоса оглашают время от времени дом, и чужие запахи заполняют его пространство. Во всех ванных слышен шум льющейся воды, электрические звонки беспрерывно звонят, служанки бегают по коридорам. Из комнаты старого садовника доносится лай возмущенного Эсперанто, которого там заперли.

Дед убегает в комнату Фриды и плюхается в кресло с глубоким вздохом, на который способен лишь дед. Фрида занята пересчетом постельного белья для гостей и проверкой, все ли цело, нет ли рванья. В ее комнате стоит красивая елка, но кончики ее зеленых иголок уже пожелтели.

– Прибыли, значит, уважаемый господин.

– Приехали, дядя Герман и тетя Финхен, тетя Регина с Декелем Юлиусом, дядя Лео и тетя Роза с их дочерью Еленой и сыном Альфредом. Фрида! – продолжает отчаянным голосом дед. – Это что, семья? Это клан, Фрида!

– Что вы говорите, уважаемый господин? На этот раз не так уж много приехало. Без детей и без внуков.

– Да, Фрида, немногие. Могло быть гораздо хуже.

Дед идет проверить состояние гостей, останавливается между горами пакетов и чемоданов. «Привезли столько багажа, словно собираются совершить кругосветное путешествие. У тети Финхен одной пять кожаных футляров для шляпок, и на каждом футляре – четко написано имя – Иосфина Леви».

– Прибыли, прибыли, – бормочет дед и топчется среди чемоданов.

Из маленького городка в Силезии прибыли. Дед может с закрытыми глазами рассказать о каждом камне и дереве этого городка, ибо в нем он родился, – и он улыбается Фортуне, чья статуя стоит в нише салона.

Только выйдешь с вокзала, пройдешь мимо шеренги дремлющих извозчиков, и тебя встречает статуя Гете и памятник Фридриху Великому. Отклонишься немного в левую сторону, и перед глазами встанет высокая водонапорная башня с вечно стрекочущим и постанывающим насосом, а вокруг башни – кусты сирени. Дед улыбается. Старая Котка водила его к этой башне и говорила, что в ней заключена ведьма с рыжими волосами. И весь этот хрип, тяжелое дыхание и стон исходит из мающейся злой души ведьмы. И в полночь эта рыжая ведьма Лилит проскальзывает в одно из узких окошек башни и вселяется в души рыжих детей. Тут Котка поднимала палец, предостерегая рыжего малыша – деда. В полночь он сбегал с постели к башне, в надежде встретить ужасную ведьму. Он ждал ее, спрятавшись в кустах сирени, и вдыхал запах ведьм, ибо он был сладок и приятен.

Приедешь в городок, и знакомый запах выпеченного хлеба коснется твоих ноздрей. Придешь в пекарню, и хозяин радушно встретит тебя в воротах, и спросит – кто ты, откуда ты и куда держишь путь. И ты расскажешь ему, и не пройдет и часа, как весь городок от края до края будет извещен о твоем приезде. Придержи язык при разговоре с ним! Будь осторожен, шагая по перрону, чтоб не споткнуться о кочку или попасть в расщелину. Их сделали дети, играя в стеклянные шарики. Дойди до школы с серыми воротами и серой высокой стеной, и в летние дни сидят на ней облака мух, кажется, умирающих от скуки. В укромном уголке это стены, за разросшейся крапивой, найдешь сердце, пронзенное стрелой, вырезанное на камне дедом и сопровожденное надписью – «Моя любовь к тебе вечна». В те дни дед был влюблен в рыжую кудрявую дочь привратника, и эта любовь заставила претерпеть ожоги крапивы по дороге к камню. Кладет дед руки на живот, глядя на статую Фортуны, посылающей ему мраморную улыбку, и подмигивает ей. Напротив школьной стены – большая аптека, и аптекарь стоит у дверей. Если в это время шел дождь, он говорил – «Добро пожаловать, идет дождь», если падал снег, он говорил – «Добро пожаловать, идет снег». Ах, – вздыхает дед, – забыл, что он уже не сможет здороваться со мной, давно ушел на тот свет.