Наоми Френкель - Дикий цветок

В тот жаркий день пришел я к Элимелеху в полдень. В разгар весны сошел этот тяжкий хамсин в долину, которую мы тогда называли степью. Элимелех сторожил в ночную смену, и только встал с постели. Я нашел его шалаш пустым и сидел на его пороге, ожидая Элимелеха. Жаркий ветер, дующий с востока, обвевал меня дыханием раскаленной пустыни. Свинцовое небо покрыло землю, герметизировав ее крышкой пекла, и струи хамсина мели по ней так, что поверхность ее лопалась и отделялась, как скорлупа. Горячий ветер взъерошивал крону эвкалипта и шумел в моих ушах. Я беспомощно сидел на этой верхушке, где Элимелех соорудил на ветвях свое жилище. Взгляд мой был обращен на двор кибуца, из которого хамсин вымел все признаки нормальной жизни. Человек, скотина и растительность были поражены этим пеклом и пылью. Серость облаков, пригнанных хамсином, и краснота испепеляющего солнца, смешались и стерли все природные цвета. Зеленое, красное, желтое и коричневое светились серебром пыли. Воздух, охваченный лихорадкой, пах жженой резиной. Пылающие жаром поселения распространяли по долине запахи гниющей падали, зловонных вод, мусорных свалок и вянущих растений. Даже острый запах эвкалипта не мог перебить эту вонь. Я спрятался в шалаше. Раскрытый дневник Элимелеха лежал передо мной, и я начал читать:

«…Ветер пустыни обжигает, небо и земля пылают, и я в плену огня. Нет милосердия и справедливости в хамсине. Нет мне спасения от пламенных порывов ветра. Наэлектризованный воздух стучит в моих висках, лихорадит тело. Воздух сотрясает все вокруг меня долгими пламенными волнами. Растения сгорают, виноградные лозы дают испорченные гроздья. Птицы разевают клювы, пытаясь поймать глоток воздуха. У них обвисают крылья, они падают и гибнут. И мне тоже нет спасения от смерти. Страна агонизирует в объятиях хамсина, и меня эти объятия не отпускают. Смерть сошла на свежие ростки, которые только пустили зеленые побеги. Так и меня, первенца, настигнут щупальца хамсина и прикончат в этой пустынной степи. И все же, несмотря ни на что, есть в суховее и милосердие, и справедливость, ибо он опьянен жизнью. Горячий ветер воспламеняет мою кровь, сжимает мое лицо раскаленными добела клещами, напрягает вены на моих висках. Хамсин вносит в мою душу беспокойство и безвыходность.

Пылающее небо и сохнущая земля обостряют мои чувства видениями и мечтаниями. Воздух возносит передо мной своим огнем фантомы. Хамсин обнажает странную связь между Ничто и Сущим, смешивая их, и обжигающий ветер пробуждает во мне стремление выйти в путь…»

Господи, Боже мой, Элимелех пошел искать воплощение своих галлюцинаций! Страх проник в мою душу, и вернул меня к выходу из шалаша, бежать вслед за Элимелехом, или хотя бы найти его издалека, взглядом. Долина опустела в этот полдневный час, и взгляд мой скользнул вверх по горной тропе. Земля там словно вздыбилась куполом, покрытым густой зарослью конопли, и когда ветер прочесывал эти заросли, стебли конопли вставали, как иглы ежа, и шумели, словно их охватил огонь.

Историю этого конопляного холма рассказал нам великий шейх Халед, лучше всех знающий легенды степи, которые передавались из поколения в поколение, восходя из глубины времен с туманами и ветром, разрастаясь с годами и десятилетиями. Мы сидели у подножья холма, и шейх Халед рассказывал:

«Этот холм – горб злого царя, который грехами своими привел к погребению целого города со всеми его обитателями. А захоронен он здесь, как падаль, из-за греха его с девственницей. Пятнадцатилетней привели ее к нему. Она была стройной и неоскверненной, с длинными волосами и развитой грудью, и прелести ее бедер рисовались под тканью платья. Глаза царя вышли из орбит при виде красавицы. Привел ее во время трапезы военачальник, командующей тысячей бойцов, с целью получить за нее выкуп. Он прорвал охрану дворца, и приволок за собой дрожащую девушку. Справа от царя восседала царица, что властвовала над ним твердой рукой и выпускала его из постели лишь в дни месячных. Когда царь увидел молодую египтянку, взыграла в нем темная страсть, и он велел евнухам приготовить ему ложе в тайном логове, в гуще деревьев. Логово скрыто от человеческих глаз, но не от Аллаха. Царь поставил стражников на всех тропах, ведущих к этому месту, никто не мог туда прийти и оттуда уйти. Там находилась юная египтянка. Царь пытался овладеть ею, но она сопротивлялась, была упряма, сильна, красива, мужественна, и царь не мог ничего сделать. Избивал ее плеткой до крови, но она сидела, нагая и молчаливая, и глаза ее сверкали, как глаза зверя в ночной темноте, и зубы блестели. Страсть бушевала в царе, и он силой лишил ее девственности, не обращая внимания на крики и стоны. Тяжестью своего тела одолел ее сопротивление, но Аллах, великий и милосердный, услышал рыдания девственницы и отомстил за нее. И с тех пор завелись черти в горбу царя, который был похоронен в этом холме. Они плодятся и размножаются в нем, и горб все более вспухает. Настанет день, и горб этот лопнет от большого числа джинов, плодящихся в нем, и вся степь наполнится ими. Во главе их стоит Афарит, ведьма холма, которая мстит за всех девушек, чья девственность была взята силой».