Адам Шогенцуков - Солнце перед ненастьем

Залим успокоился, затих. Но вот в душу снова начал заползать ужас: откуда-то издали слышится вой. Шакалы! Они повсюду! Они бегут к Залиму… Останавливаются, поднимают кверху морды, воют и снова пускаются бежать — и все ближе и ближе… Сейчас набросятся и разорвут на куски…

— Деду-шка-а-а! — в отчаянии кричит Залим.

От этого крика он проснулся. И тут же в комнате вспыхнул свет: это Жантина услыхала голос сына. Следом за ней вбежал Хадис. Последним в комнату вошел Мазан: он унимал во дворе Мишажа, который затеял свару с соседскими псами.

Родные обступили постель мальчика.

— Что с тобой, Залим?

— Тебе приснилось дурное?

— Что с тобой, сыночек?

Залим лежал молча, повернувшись лицом к стене. Мать присела возле него, наклонилась, коснулась губами лба.

— Ой, дада! Мальчик весь горит! — воскликнула она, испуганно глядя на свекра.

Пять дней просидел Залим дома. Первые двое суток держалась высокая температура, потом дело пошло на поправку. Болезнь Залима так переполошила всю семью, что о злоключениях его никто не вспоминал. Мазан надеялся, что серьезная встряска, которую пережил мальчик, послужит ему хорошим уроком.

Недаром в тот вечер Хасан читал наизусть «Нарты». Залиму они очень понравились, и за время болезни он прочел все сказания.

Нина каждый день приносила ему уроки, объясняла новое: однажды она привела с собой Хасана. На этот раз Залим встретил его приветливо, не задирал и не злился, — как видно, доброе отношение взрослых заставило и его переменить мнение о товарище. И когда Залим пошел в школу, по вечерам они втроем стали вместе готовить уроки.

Дед не мог нарадоваться этой дружбе.

— Вот молодцы! Вот умники! — хвалил он ребят. — За общим столом еда вкуснее, на общей ниве труд веселее…

Несколько дней длилось доброе согласие, потом все снова поползло по швам.

Однажды Нина предложила мальчикам написать коротенький диктант на правописание приставок «не» и «ни». И вот на полстранички Залим сделал четыре ошибки, а Хасан — ни одной. Ух, как надулся Залим! Он был убежден, что Хасан нарочно подстроил, чтобы опозорить его, Залима, перед Ниной. И снова между мальчиками пробежала черная кошка.

Мазан заметил, что в тот день ребята разошлись раньше обычного. Залим, красный, сердитый, молча сел у телевизора. Товарищи собрались уходить — он не вышел их провожать, как делал в последние дни.

Тем не менее назавтра они снова занимались вместе, приходили и в другие дни, но каждый раз дело кончалось ссорой.

Старик замечал все это, но молчал. Он не понимал, что творится с ребятами. Однажды под вечер он заглянул в комнату внука. Залим и Нина сидели рядом и о чем-то разговаривали. Девочка прочла уже знакомые старику строки:

«Что это они? — удивился Мазан. — Опять любовные стихи?»

А Залим и Нина склонились над тетрадью и начали медленно повторять строки стихотворения.

Старик тихонько вышел на крыльцо и притворил за собой дверь.

— Опять ты сделал ошибку! — донесся до него голос Нины. — Ведь «нечего» — местоимение, пишется вместе с отрицанием, а ты написал «не» отдельно.

— Это стихи, их никогда не знаешь, как писать, — оправдывался Залим. — Тут всякий ошибется.

— Ничего подобного! — возразила Нина. — Хасан вчера писал и не сделал ни одной ошибки.

Мазан спустился по ступенькам и побрел мимо открытого окна.

— Нет! — сказала в этот момент Нина. — Ты просто не знаешь Хасана. Он очень добрый товарищ, верный друг.

— Валлаги, правда! — прошептал Мазан.

— Еще и верный! — буркнул Залим.

— А разве не так?

— Бездушный он, вот что!

В комнате наступило молчание. Мазан шагал по двору от калитки до крыльца и обратно. Он думал о только что услышанном разговоре: «Растут дети, взрослеют. Какие-то у них свои дела, особые отношения. Одного любят, другого нет — пойди разберись почему! И эти стихи про любовь…»

— Нет, объясни все-таки, почему ты считаешь Хасана бездушным? — спрашивала Нина.

— Погоди, когда-нибудь и ты поймешь, — вместо ответа пообещал Залим. — Да что о нем говорить?! Диктуй дальше.

Мазан остановился возле ворот. Из окна доносился ровный голос Нины. Старик зашел в сарай и принялся мастерить улей.

…Некоторое время Залим писал, потом вдруг бросил ручку на стол.

— Столько писать — рука отсохнет, — заявил он. — Нет, долой каторгу! Знаешь, я, кажется, придумал, что надо делать.