Вероника Александрова - Мануш-Вартуш (повести и рассказы)

А Маро обрадованно крикнула:

— Мануш-Вартуш! Вы пришли снова мне помочь, да?

Она держала в руках несколько новых стаканчиков. Перья в них были поменьше. Зато надпись осталась прежней: «Превет с Кавказа». Только сегодня Маро старательно обвела каждую буковку позолотой.

Мануш и Вартуш ничего не ответили ей.

Едва поезд подошёл, они кинулись к пассажирам и стали оделять всех яблоками.

Вартуш раскрыла авоську чьей-то бабушки и насыпала туда целый десяток болынущйх тонкокожих плодов.

— Не бойтесь, — успокоила она опешившую от неожиданности старушку, — они не кислые.

— А вы, тётя, что же с такой малюсенькой сумкой на юг поехали? — укоризненно спросила Вартуш у нарядной девушки, растерянно глядевшей на неё через косые очки с голубыми стёклами. — Только три яблока влезло!

Мануш, краснея, совала яблоки в руки, в карманы незнакомых людей. Последние яблоки Вартуш бросила в полуоткрытое окошко вагона. И толстый мальчишка, расплющивший облупленный от загара нос о стекло, испуганно отшатнулся…

Исчез полустанок. Но долго ещё во всех вагонах обсуждали неожиданное происшествие. И наконец порешили, что, должно быть, у этих двух девчонок из маленькой армянской деревушки, таких похожих и одетых в одинаковые нарядные платья, был сегодня день рождения.

А продавцы на базарчике толковали об этом до самого вечера. Никто не обиделся на Мануш и Вартуш, хотя они помешали торговле, и пассажиры увезли отсюда одни подаренные яблоки. Разве только Маро сердито сощурилась. И сказала:

— Эти Мануш-Вартуш просто сёстры-дурочки.

А бабушка Нато ответила:

— Скупость — та же глупость.

И добавила не без гордости, что её двоюродная тётка приходилась троюродной бабушкой Степанянам. Так что они состоят в довольно близком родстве.

Вернувшись домой, Мануш и Вартуш сняли свои праздничные платья с оборками из прозрачного голубого капрона. Застирали подол у Вартуш. На нём неизвестно откуда появилось большое зелёное пятно. И, довольные, улеглись отдыхать. Конечно, они не могли встретить того, вчерашнего лейтенанта. Но сегодняшние пассажиры понесут по всему свету хорошую славу об их деревне…

Вечером девочки услышали, как вернувшиеся из колхозного сада папа и мама разговаривают между собой вполголоса.

— Вартан! — позвала мама. — Ты помнишь, мы на днях подарили нашим Мануш-Вартуш корзину яблок, которые получили на трудодни? Так вот эти обжоры уже съели все яблоки.

— Пусть едят на здоровье! Лишь бы не заболели… — ответил папа.

А Вартуш толкнула сестру локтем и, чтобы громко не рассмеяться, засунула в рот угол подушки.

Ануш расхаживала по большой террасе дяди Саркиса и, заложив руки за спину, громко и внятно диктовала:

— Постой! — попросила Маро. — Не так быстро. Я же не успеваю…

— Ну, ошибки-то ты, положим, успеваешь делать, — наставительно заметила Ануш. — Кто это имя Олег пишет через «а»? У тебя что, нет ни одного знакомого Олега?

— Тот Олег, про которого ты диктуешь, был исторический, — заспорила Маро. — Может, его имя иначе писалось. И вообще я устала. Ты слишком трудный диктант выбрала.

— Давай пиши дальше! — потребовала Ануш. — Ведь Надежда Петровна велела мне за лето тебя подтянуть. Чудище! И по русскому, и по армянскому переэкзаменовки. На каком же языке ты думаешь разговаривать с людьми?

— Я в учительницы не готовлюсь! — рассердилась Маро.

Хотя Маро была на два года старше Ануш, она училась с ней в одном классе. Каждую зиму девочки вместе ходили через горный перевал в школу. Даже сидели на одной парте. Но недолюбливали друг дружку.

Ануш собиралась стать педагогом. И ей очень нравилось всех поучать, к месту и не к месту. Так, по крайней мере, считала Маро. Ну и пусть бы учила своих младших сестрёнок. Она, Маро, уже взрослая и сама знает, что ей нужно от жизни. Маро даже жалела Ануш за то, что та, по её мнению, не умела одеваться и могла прийти в клуб, на новую картину, в тапочках и ситцевом платье, в которых днём работала у себя в саду.

Маро очень бы удивилась, если бы узнала, что и Ануш немного жалеет её. Её, дочку дяди Саркиса, у которой самый красивый дом, а в доме своя комната с зеркальным шкафом, набитым нарядами.

Дядя Саркис с резной трубочкой в зубах, набитой едким табачком-самосадом, вышел на террасу. Благодушно прислушался к диктанту.

— Эх-эх! — сказал он. — Позор на мою седую голову! Две двойки у этой ленивой девчонки! Ну чего ей, кажется, не хватает? Не желает учиться! А ведь могла бы получить полное образование, выйти в большие люди. Однажды, когда я ездил в Ереван продавать первые огурчики, я видел там учёного профессора. И сколько машин у него было, как вы думаете? Три штуки! «Волга», «Москвич» и «Запорожец». И это вовсе не был известный учёный. Профессор по дрессировке белых мышей.