Юрий Стрижевский - Повесть о мужестве

— Смотри, самолет! — воскликнула Аня.

— Вижу, — ответил Николай, приложив ладонь к глазам. — Это, вероятно, наш начальник школы — он ни одного дня не пропускает без тренировки.

Самолет приближался; из маленькой, еле различимой черточки он превратился в биплан с красными звездами на крыльях. Набрав высоту, он сделал «мертвую петлю», другую, перевернулся через крыло и со снижением пошел через город к аэродрому.

— А ты не боишься вот так-то, не жалеешь, что сюда приехал? — спросила Аня.

— Нет, Анёк, — ответил Николай не раздумывая. — Сейчас меня еще больше влечет небо, а если чего-нибудь очень хочешь, то не страшно.

— А я боюсь, — зябко передернула плечами Аня, — по-бабьи за мужика своего боюсь и никогда к этому не привыкну…

— А ты не думай об этом, — ласково сказал Николай, обнимая ее.

Домой они вернулись, когда солнце ушло за горизонт и лиловые сумерки окутали город.

Утро выдалось неприветливое и хмурое; порывистый ветер гнал по небу серые клочья туч. Временами по мостовой и по крышам начинал барабанить дождь. В последнюю минуту прибежал запыхавшийся Глеб — он принес несколько фотографий, сделанных им вчера на аэродроме.

И вот вокзал. Опять расставание. На этот раз не Аня, а Николай стоит один на опустевшей платформе и смотрит вслед поезду.

Снова учеба, зачеты, экзамены и наконец полеты. Для Гастелло не внове было подниматься в воздух — с высотой он познакомился еще в Муроме, но все же, когда самолет «ПО-2» с двойным управлением, на котором инструктор Трубицын вывозил своих питомцев, впервые оторвавшись от аэродрома, поднял его в воздух, у него екнуло сердце от необычного ощущения скорости…

Полеты, полеты — ежедневные, упорные. Для Николая уже привычной стала пестрая россыпь домов уходившего из-под крыла города, степь, изрезанная сетью дорог и тропинок, серебристые ленты Луганки и Ольховки, окаймленные яркой прибрежной зеленью. Сначала полеты по прямой, развороты, но вскоре Трубицын стал доверять Николаю весь полет — от взлета до посадки. Правда, с посадкой у него первое время не ладилось. Николай упорно раньше времени начинал выравнивание, и машина садилась с зависанием — «с плюхом», как говорят летчики. Долго не получался и глубокий вираж — самолет зарывался носом, терял высоту. Снова Трубицын прошел с Николаем этот раздел полета, заставил понять, почему в глубоком вираже, когда самолет идет почти перпендикулярно горизонту, меняются ролями рули глубины и поворота. Закрепив теорию на практике, Николай уяснил и это правило.

Не легко Гастелло давалось учение. Подчас он не мог налету поймать мысль преподавателя, настойчиво трудился над тем, что некоторым его товарищам давалось шутя. Зато он никогда не стеснялся задавать вопросы, десятки раз повторял одно и то же упражнение, пока оно у него не получалось, а все усвоенное оставалось в его памяти навсегда, крепко и незыблемо.

Минула зима, наступило лето, и вот подошел день, о котором давно мечтал Николай, — день самостоятельного полета. Жаркое августовское солнце щедро, по-южному, освещало большое поле учебного аэродрома. То тут, то там с нескольких взлетных площадок, прозванных курсантами «пятачками», взлетали самолеты. В группе Трубицына было шесть человек, и каждого из них по очереди он вывозил в воздух.

Еще накануне Трубицын три раза подряд слетал с Николаем и остался доволен его полетами и посадками.

— Все правильно, товарищ Гастелло, — сказал он, отпуская Николая, — будете так летать, скоро выпущу вас в самостоятельный полет.

Сегодня же, когда подошла очередь Николая, он, как показалось Гастелло, как-то особенно внимательно следил за полетом, а после заруливания сделал знак ему не вылезать из кабины, отключил свое управление, завязал ремни и, стоя на подножке, сказал:

— Разрешаю вылет.

— Без вас? — недоверчиво спросил Николай.

— Без меня, — подтвердил Трубицын.

От неожиданности кровь ударила Николаю в голову. Первое чувство, охватившее его, была радость, потом пришла растерянность, смешанная со страхом. Николай вспомнил: почти такое же чувство испытал он в Муроме, когда в первый раз ему пришлось выходить на клубную сцену. Стараясь скрыть волнение, он стал поправлять застежки шлема. Понимая состояние курсанта, Трубицын помолчал, а затем, пряча улыбку, сообщил задание:

— Взлет, первый разворот на высоте 150 метров, набор высоты до 400 метров по кругу, точный расчет и посадка. Будьте внимательны — в воздухе много самолетов. Все ясно? Выполняйте!