— Потому нам и приходится жать, что люди на фронте, а заменить — некем, — солидно объяснил Антонов. — У меня ноги устали, еле держат, — признался он. — А у тебя?
— У меня тоже.
— Ты родных своих так и не разыскал?
— Нет. — Гриша подумал о лётчике, но не стал рассказывать.
— Я тоже, — проговорил Антонов, — пропали мои родные в сорок первом, и никаких следов.
И снова включили они токарные станки, снова вращались заготовки и тёплая стружка отлетала в металлический поддон.
На другой день Гриша прочитал в цеховой «Молнии» про свой трудовой почин: «…Они выполнили по две нормы, заменив ушедших на фронт токарей. Берём с Антонова и Ефремова пример!»
Но ведь и в этот день, и в следующий ушедших надо было заменять. Делать за полсмены своё задание и становиться к станку ушедшего на фронт товарища.
Теперь мастер даже не спрашивал, устали они или нет, а лишь подходил иногда и приговаривал:
— Ох, сынки вы мои, сынки!
И в заводской газете о них написали. Гриша аккуратно сложил её и убрал в тумбочку, где хранилась и мамина пуговица. Ведь о нём писали в газете впервые.
В обед комсорг неожиданно позвал:
— Ефремов! Григорий! Тебе письмо!
— Это правда мне? — нс поверил Гриша.
— Может, и не тебе, я не знаю. Имени здесь нет, но написано: «Рабочему-фрезеровщику Ефремову». Хоть теперь ты заодно и токарь, а всё-таки Ефремов у нас один.
Гриша взял письмо — воинский треугольник, прочитал обратный адрес. Письмо было от лётчика Ефремова.
Гриша отошёл с письмом в сторонку, развернул его:
«Дорогой товарищ фрезеровщик Ефремов!
Большое спасибо тебе за письмо и за комсомольский привет всем моим друзьям.
Сообщаю, что моторы ваши по-прежнему очень нас выручают. Я, например, вчера расстрелял весь боезапас, ни одной пули не осталось, и меня хотели взять в клещи два фашистских самолёта. Мне удалось уйти от них только благодаря повышенной скорости.
О себе хочу добавить, что я тоже вырос в Ленинграде и тоже жил на Невском. Если учесть, что и фамилии у нас одинаковые. то интересное получается совпадение. Мы могли даже встречаться, хотя ты, конечно, намного меня младше. Напиши, в каком конце Невского ты жил, ведь Невский большой — четыре с половиной километра. У меня в Ленинграде были мать с отцом и братишка, а теперь все погибли, нет никого — один я из семьи.
Напиши, какая семья была у тебя, может, были старшие братья или сёстры и я их знал.
Думаю, ты уже на заводе не новичок и стал опытным человеком.
С комсомольским приветом, гвардии лейтенант Ефремов Дмитрий».
Когда Гриша дочитал письмо, он сел на пустой ящик и долго сидел молча.
Директора завода Солдатова Гриша видел часто. Он проходил по цеху суровый, молчаливый, его всегда окружали начальники цехов, главный инженер, главный конструктор. Он был похож на маршала, обходящего свои войска.
В этот день он пришёл к ним в цех и долго сидел у начальника Михаила Ивановича. А когда ушёл, комсорг приказал комсомольцам остановить станки и собраться на десять минут.
— Армии необходимы моторы нашего завода на пять дней раньше срока, — сказал Михаил Иванович. — Я знаю, вы все сильно устаёте. Но если мы сумеем на пять дней раньше сделать наши моторы, то самолёты полетят на пять дней раньше в бой, раньше начнётся новое наступление, раньше придёт победа. Я сказал директору, что мы справимся. Кто считает, что я сказал верно, поднимите руки!
Руки подняли все.
А вечером Гриша написал письмо лётчику Дмитрию Ефремову.
«Здравствуйте, дорогой товарищ гвардии лейтенант Дмитрий Ефремов.
Сегодня мы решили сделать самолёты в такой срок, как вам требуется.
Я уже работаю на двух станках и выполняю по две нормы.
Ещё о себе хочу добавить, что я жил на Невском около кинотеатра «Колизей». У меня был старший брат и мама с папой. А старшей сестры — не было. Брата звали, как и вас, — Дмитрием. Он был студентом-математиком, потом ушёл добровольцем на фронт, а потом мы поехали в поезде, я потерялся, а поезд разбомбили с воздуха, и адреса брата я не знаю.
Читать дальше