Шёл четвёртый год войны. В цехах, у станков и прежде-то не хватало умелых и сильных рук. Каждый день к директору приходили рабочие с заявлениями: «Прошу немедленно отправить меня на фронт». Можно подумать, что сам директор не рвался на фронт. Но он-то понимал, какое важное задание выполняет завод.
А весной была объявлена запись добровольцев в танковый корпус. В день записи у заводского комитета комсомола стояла длинная очередь. Каждый доказывал, что фронту нужен именно он.
Рабочих рук стало в цехах совсем мало. Заменять уходящих на фронт было некем, а для решающих побед фронт требовал всё больше и больше авиационных моторов. Поэтому и решили прислать на завод комсомольское пополнение.
«Вместо умелых, организованных рабочих приедут мальчишки и девчонки, — с тревогой думал директор Солдатов, — и с ними придётся немедленно идти в наступление».
Ведь выполнение заданий было для завода тем же, что трудный бой, наступление для армии.
В общежитии вдоль длинного коридора много дверей. Сейчас двери приоткрыты, а за ними виднеются одинаковые комнаты с пустыми железными кроватями, с тумбочками.
— Селитесь кто куда хочет, без обид и толкотни, — сказала пожилая женщина в сером платке. — Я вам буду воду в титане греть, кой-какую уборку наводить, а вы — меня слушайтесь. Я ваш барак сама когда-то строила, здесь прежде болото было да пни. Ватных матрасов нет, где ж на всех напасёшься, зато из деревни для вас стог сена привезли, вон, в окно видно. Набивайте матрасы туго, сено потом умнётся.
Гриша поселился в одной комнате с Николаем.
Он и в детском доме спал на сенном матрасике. Взбивал его каждое утро, а потом делал из матраса ровный четырёхугольник. чтоб прямые были бока.
— У сенного матрасе душа луговая, — говорила воспитательница в детском доме, — а у ватного души вовсе нету.
Устроившись, многие принялись сразу письма писать — с нового места. Кто на фронт, кто домой. А такие, как Гриша, смотрели на них с грустной завистью, потому что писать им было некому.
Гриша уже знал, что пойдёт работать в механический цех к начальнику Михаилу Ивановичу. И с комсоргом он познакомился — комсорг специально по комнатам ходил, смотрел, как они устроились, спрашивал, кто откуда приехал.
— Весь выходной для вас койки расставляли, — сказал он. Гриша, когда отвечал, откуда он, сказал, что сюда приехал из города Можги, а вообще-то он ленинградский.
— Я тоже такой, — сказал комсорг. — Сам из Харькова, а сюда — из Свердловска.
Первое рабочее утро. Уже не в учебных мастерских, а в настоящем большом цехе! Гриша шёл между рядами станков и узнавал их — токарные, фрезерные, строгальные…
Всё утро Гриша волновался. Ведь теперь — он член комсомольской фронтовой бригады. Когда же подошёл к станку, успокоился. На таком же фрезерном он работал и в училище.
— Ты, главное, помни, что делаем мы не телеги, а моторы для истребителей, — сказал Грише бригадир Антонов. — Тут всё должно быть точно по чертежам, до сотых долей миллиметра. Станок твой рядом с моим. Что непонятно, спрашивай сразу. Главное — брака не напори. Если что в воздухе с мотором произойдёт — самолёту гибель и лётчику…
Бригадир Антонов был чуть старше Гриши, но держался он строго.
— А вот и мастер наш, — Антонов оглянулся.
Бригадир изо всех сил старался выглядеть взросло. А мастер был пожилым, с усами и удивительно походил на мастера из ремесленного.
— Начнём, Григорий Ефремов, первый день, — сказал мастер. — Держи чертёж, внимательно его изучи. Вот ящик с заготовками, инструмент. Норма — сто восемьдесят деталей. Не вытянешь — не горюй, наверстаешь, коли старание приложишь. В чертеже всё понятно?
Гриша кивнул.
Выбрав нужную фрезу, Гриша провёл пальцем по острым граням, закрепил её, зажал первую заготовку, включил станок — и вот пошла первая стружка…
— Уверенно включил! — крикнул ему Антонов. — Работать умеешь! — Он, оказывается, наблюдал за Гришей.
Первая деталь получилась точно по чертежу. Скоро рядом блестела, отражая электрический свет, вторая, третья.
И тут Гриша заторопился.
«Перевыполню норму», — подумал он и суетливо схватил новую заготовку, зажал её побыстрей, повернул рычаг…
Читать дальше