Валерий Воскобойников: Утренние прогулки

Утром у меня началось Восьмое марта.

Я сразу вспомнил об этом, как проснулся.

Восьмого марта у нас два праздника: мамин день и папино рождение. Ему сегодня исполнилось тридцать пять лет.

У меня уже давно был металлический рубль — им на подарки. И вдруг позавчера этот рубль потерялся.

Поэтому я решил просто купить в киоске открытки и написать на них поздравления.

Теперь я, как оделся, сразу достал поздравления и посмотрел еще раз, где маме, где папе, чтоб не перепутать. Мама была на кухне. Она резала лук, и лицо у нее было в слезах.

Я ей подарил открытку, а потом стал резать лук, потому что меня слезы не пронимают, только иногда, в конце.

Потом я пошел в большую комнату. Папа уже разложил на столе свои чертежи.

Я всегда заранее приготавливаю торжественные слова, которые надо сказать. Например: «Дорогая мама, поздравляю тебя с Международным женским днем Восьмое марта». Или: «Дорогой папа, поздравляю тебя с днем рождения, желаю крепкого здоровья и долгих лет жизни».

Только ни разу эти слова у меня не выговаривались. Хоть я и учу их почти наизусть, но в последний момент молча протягиваю открытку и улыбаюсь.

Папа даже не заметил мою открытку. Он проговорил:

— Хорошо, хорошо, иду.

И не посмотрел в мою сторону. Наверно, подумал, что я его зову завтракать.

Тогда я положил открытку прямо на чертеж.

Он на нее взглянул удивленно, как будто я ему не открытку, а ботинки на чертеж положил, потом внимательно прочитал и только тогда повернулся ко мне.

— Как же, спасибо, Коля.

Он положил открытку на стол и вдруг спросил:

— Сейчас какой год?

Он написал этот самый год сбоку на открытке, потом от него отнял год своего рождения, получил в разности тридцать пять и удивился:

— Уже тридцать пять!

Как будто сам, без подсчета не знал, сколько ему лет.

После этого он положил открытку на подоконник и снова повернулся к чертежу.

— Ты иди погуляй пока, — посоветовал он мне.

— Мы еще не ели, — ответил я.

— Ну, поиграй, походи по комнате.

Я снова пошел на кухню к маме и стал помогать ей расставлять посуду для завтрака.

После завтрака мама спросила папу:

— Ты мне поможешь донести продукты с рынка?

— Никак не могу, — вздохнул папа. — Я до вечера должен сделать этот расчет. Иначе мне нечего будет показывать.

— Придется одной, — сказала мама и стала одеваться.

Я бы ей помог, хотя на базар ходить ненавижу, но она меня не попросила, а, наоборот, сказала:

— Ты дома не сиди, бери лыжи или санки и отправляйся гулять.

Я взял санки и пошел мимо домов в парк на гору, откуда катался в прошлое воскресенье.

Летом на этом месте пруд, настоящее озеро, там даже среди подводной травы плавают большие рыбины. А зимой — высокая гора, и с нее хорошо кататься, если песком ее не посыпают.

На той горе в прошлое воскресенье я видел девочку в синем вязаном берете. У нее тоже были санки. Она несколько раз поворачивалась ко мне лицом и улыбалась.

Сегодня ее не было, а было много ребят, некоторые даже из нашей школы.

Я съехал вместе с ними раз пять, но стало мне скучно, я собрался идти домой, чтобы санки оставить, а взять лыжи.

И вдруг пришла та самая девочка в синем беретике. И глаза у нее тоже были синие, а волосы — светлые.

Я сразу развеселился и поехал с горы так быстро, что протаранил двоих и вместе с ними въехал в канаву.

Девочка тоже скатилась раза два, а потом остановилась на верху горы и стала смотреть на меня, как я поднимаюсь и тяну за собой санки. Я сразу отвернулся, будто ее не замечаю вовсе, но все равно чувствовал ее взгляд на себе. Я даже поскользнулся, чуть веревку от санок не выронил и чуть не упал. А когда поднялся наверх, она вдруг у меня спросила:

— Мальчик, скажи, пожалуйста, сколько времени?

Она так неожиданно это спросила, что я сначала и не понял, о чем она говорит. Слова слышал, а не понимал их. Потом я еще минуту молчал, как дурак. А она удивленно на меня смотрела: может, подумала, что я глухонемой.