Юлия Шифрина - Я — хорошая девочка

Мы прячемся за забором чужого двора. Сквозь щель смотрим на улицу.

Мы видим, как торопливо исчезают люди. Закрывают ставни, двери. Напротив, в лавочке, приказчик опускает железный лист на окно.

На противоположной стороне появляется группа конников. Один из них привстал на стременах и показывает рукой в черной блестящей перчатке на домик.

Там Советы и комбед.

— Гляди, это же сын Деревянко с бандой, — тихо говорит Левко и стремительно выскакивает из нашего укрытия.

— Там же батя! — кричит Танька и тоже выбегает на дорогу.

Но Левко тянет Таньку назад что есть силы. Танька не идет, упирается и садится прямо в грязь.

Слышны крики, выстрелы. Танька плачет, но все же возвращается. И мы опять втроем, уже за забором.

Левко перебегает от одной щели к другой.

У меня стучат зубы. Мы не видим — кто, но в бандитов уже стреляют.

Один остается лежать.

«А как же Абрам, сидит в ревкоме и ничего не знает»? — думаю я.

Издали видно, что кого-то ведут. Скоро все удалились. Надо бы как-то сообщить в ревком.

— Там батю убивают, — плачет Танька. — Наверно, его повели.

Мы не можем усидеть. Надо всех спасать.

— Бежим скорей в Совет! Там черная скрынька. Телефоном называют, — говорит Танька. — Я видела, как батя крутит. Наверно, сумею.

Мы несемся через площадь. Двери в Совете настежь открыты, стекла выбиты. На стене висит железный ящик с ручкой. Танька крутит ручку, снимает трубку и, обливаясь потом, кричит тоненьким плачущим голосом:

— Ревком, ревком! Миленькие, батю убивают!

Затем она смотрит на другой конец трубки и спрашивает у Левко:

— А сюда тоже говорить надо? — и, снова надрываясь, кричит: — Танька я. Тимохи Коваля дочка. Батю убивают! Всех комбедов убивают! Скорей, скорей…

Что-то в телефоне шипит, щелкает, шепчет.

Тогда Левко берет трубку и кричит:

— Ревком, банда приехала. Скорей! — затем подождав секунду, в сердцах швыряет ее, и она, беспомощно раскачиваясь, повисает на шнуре. — Надо бежать в ревком. Я швыдче вас. Вы только будете путаться, — сурово говорит Левко.

На улице слышен звон ударов церковного колокола. Так звонят на пожар.

Недавно улицы были пустынны, а теперь отовсюду бегут люди.

Левко бежит. Его вылинявший пиджак вскоре скрылся на дороге к лесу, где находится ревком.

Куда бегут люди? На Церковную площадь. Мы с Танькой устремляемся за ними.

В середине площади стоят со связанными руками мужчины и женщины. Вокруг них вооруженные солдаты. На коне гарцует офицер.

— Это Деревянко, — шепчут люди. — Его зовут кадетом.

И вдруг улицы наполняются мощным ревом заводского гудка.

Лица связанных окровавлены, и нельзя понять, кто это. Да и вечереет.

Громко плачет какая-то женщина.

Тут нас теснят к самой середине.

Плотным кольцом подходят рабочие. Сколько их! Все, как один, в черных пиджаках и картузах. Лица закопченные. Прямо с работы.

Кадет Деревянко смотрит прищуренными глазами.

Но кто там связан? Передают друг другу имена: Тимоха Коваль, Соня Циммерман, Оксана и еще незнакомые имена.

Танька заливается тоненьким звонким плачем, а меня будто кто-то схватил за горло.

Деревянко поднимает черную блестящую руку и слабым тенорком с хрипотцой кричит:

— Братья, рабочие! Граждане свободной России! Посмотрите, кому вы подчинялись? Большевикам и жидам. Большевики сеют смуту, а жиды пьют христианскую кровь.

В его слова врывается какой-то нестройный гул.

— Не всех мы поймали, — кричит он уже сильнее, подвывая в конце каждой фразы. — Остальные — среди вас. Больше им прятаться негде. Выдайте предателей России — и будете жить, как жили. Разве вам плохо было?

— Только буржуазия — помещики и фабриканты — пьет рабочую кровь! — раздается из толпы густой, такой знакомый голос, что захватывает дыхание. Из всех голосов в мире я узнаю голос Абрама. — Бейте белобандитов, товарищи!

Молнией сверкнули выстрелы, шашки. Солдаты кинулись к связанным. Но рабочие смяли их. У всех под куртками оказались револьверы, обрезы, куски железа и просто камни.

Я видела, как поднялась на дыбы лошадь Деревянко и, всхрапывая, била ногами, сбрасывая зарубленного седока.

Толпа бежит, уносит меня и Таню. Я прихожу в себя где-то на окраине. Бегу домой. А выстрелы хлопают. Куда делась Танька? Так бегу, что не могу дышать. Я никогда не была так далеко от своей улицы. Бегу и хватаю ртом воздух. Все во мне клокочет.

У калитки испуганная мама:

— Ты слышала выстрелы? Где тебя носит? Можно с ума сойти с этой девчонкой.